Сергей Анатольевич Панченко - Зловещание

трусах.

Меня чуть не хватила кондрашка, когда мой взгляд упал на тот же самый листок, который я сжег полчаса назад. Зловещание опять лежало на столе. Ни протирание глаз, ни плевки через плечо, ни «Отче наш» не смогли избавиться от галлюцинации. Это был тот же листок, написанный тем же каллиграфическим почерком, на той же бумаге. Я был не один здесь? Кто-то смеется над человеком, заслуживающим сочувствия, но никак не насмешек? А что если это действительно сделка? Бред, бред, бред.

Под столом не оказалось никакого механизма, подкладывающего листки. Я был в комнате все время, никто не смог бы положить листок на стол незаметно. Кто я такой, чтобы меня было интересно разыгрывать? А никто, это мое воображение выкидывало коленца. Уговорить себя в собственной неадекватности для меня проще простого.

Пришлось перечитать текст зловещания. Он не изменился, и слава богу, так проще было определить крайнего. Кружочек под текстом манил приложить палец. Раз манит, значит надо приложить. Большой палец ляг прямо в центр кружка. Острая боль пронзила подушечку. Я дернул рукой, но листок зловещания прилип к пальцу. С обратной стороны его проступило красное пятно. Зловещание оторвалось и упало на стол. В центре кружочка остался отпечаток моего пальца, похожий на сердце.

Мне стало до одури жутко. Я схватил свои вещи и выбежал на улицу. Оделся до конца, топчась в снегу. Что это было? Что я сделал? Считается это или нет? Ощущения были как у гоголевских героев.

Метель стихла. Природа и город заснули, и только я шел, не разбирая пути. Подальше от этого места, от мыслей о котором холодело внутри. В глазах стояли человеческие фигурки дров и вой, похожий на плач. Передо мной показался пьяный мужчина.

— Такси, такси! — Он помахал рукой стоящему на обочине автомобилю с шашечками.

Машина завелась и подъехала. Пьяный неуклюже забрался в машину, два раза упав перед этим на скользком льду. Когда такси уехало, я увидел, что на земле лежит пачка денег. Первый порыв был найти и отдать, но потом я решил, что мне деньги нужнее, чем этому богатому пропойце, который наутро будет думать, что пропил их.

С этого страшного вечера моя жизнь круто изменилась. Мои литературные потуги стали востребованы. Критики хвалили, читатели покупали. Я попал в иностранные рейтинги, пробился на европейский и азиатский рынки. Киностудии покупали право на сценарии. Денег было так много, что я не знал, куда их девать. Купил большой дом, несколько машин. Часто ездил пожить в разные города за границей, набраться впечатлений. Надо сказать, что вдохновение не покидало меня после той ночи.

Той ночи — черным призраком висевшей у меня за спиной. Она всегда была со мной. Черная тень, угольный запах и вой. Зловещание, казавшееся ироничным смешиванием двух слов, несло отложенный смысл неизбежного.

Люди мне завидовали. Такие же писатели-неудачники, одним из которых я был недавно. Что изменилось? Внешних признаков неудачника у меня больше не было, а вот внутренних хоть отбавляй. Купленный успех, не успех вовсе. Я чувствовал себя рекламным трюком, подсекающим неосторожных писателей сделать ту же ошибку. Внешнее благополучие не отражение внутреннего. Чем светлее фасад, тем мрачнее подвалы.

Груз ожидания в итоге подвел меня к мысли вернуться туда, откуда все началось. Я готов был отказаться от всего, только чтобы снять свою подпись с зловещания.

Дом находился на том же месте и выглядел точно так же. На стук опять никто не ответил, пришлось зайти во двор. Спуск вниз и дверь. Снова не заперто. Сердце заколотилось от волнения. Ничего не надо и точка. Верните как было и будем считать наше соглашение недоразумением. Готов снова поделиться кровью из пальца.

Дверь захлопнулась. Комната погрузилась в черную тьму. Хотел найти выключатель, но не смог пошевелиться. Знакомым звуком скрипнула дверца печи. В воздухе запахло угольным дымом.

--">