Анатолий С. Герасименко - Древо и жертва

любил, старался обходить подальше и про себя называл — врагами.

Враг по имени Степан продрался сквозь ветки и, балансируя на последней ступеньке лестницы, потянулся к коту огромной грязной ладонью. Василий вздыбил шерсть и сложил на голове уши. От ладони пахло железом, краской и человеческой грязью. «Сволочь», — уверенно подумал Василий. Растянув до ушей пасть, он издал короткий шип и метко стукнул по степановой руке когтями, после чего проворно убрался на недосягаемую для врага высоту. Степан заревел матом. Оскальзываясь через две ступени, ссыпался на землю, обрушил лестницу и высказал кормушкам все, что родилось в душе — насчет Василия, дерева, самой идеи спасения, травмированной руки и мира в целом. Одна из кормушек — сердобольная — вновь посулила бутылёк. Степан исключил бутылёк, пожелал кормушке многого и удалился, посасывая ладонь. Василий проводил его взглядом и победительно обшипел.

— Ну чо ж ты так-то, а? — спросила снизу сердобольная кормушка.

— От паразит, — заметила другая.

Василий опомнился. Боевой запал остыл, и кот со страхом осознал, что находится теперь еще выше прежнего — а единственная надежда на спасение только что ушла к ларьку врачевать нанесенные раны. Хуже того, сердобольная кормушка под деревом, кряхтя, взвалила на плечи лестницу и вперевалку удалилась прочь, а за ней ушла и другая — та, что «я-вас-умоляла». Василий неуверенно мяукнул, но никто не откликнулся. Он снова принялся орать. Орал долго, устал, охрип. Постепенно становилось темнее, холодало. Очень хотелось есть. Как назло, к дереву вернулась первая кормушка.

— Киса, киса! Спускайся, я тебе рыбки! Кис-кис-кис…

Снизу повеяло запахом жареной рыбы. Василий безошибочно определил камбалу в кляре и озверел от близости жратвы. Он стал орать ещё громче, сглатывая голодную слюну и невольно вытягивая шею вниз, чтобы приблизиться к камбале хотя бы на несколько сантиметров. Кормушка талдычила свое «кис-кис», протягивая к ветвям завернутую в бумажку рыбу. Так продолжалось с четверть часа. Потом кормушка ушла, горестно вздохнув и пробормотав на прощанье: «бедный котик». «Сволочь», — подумал Василий ей вслед, обессилел и задремал.

Проснулся он утром, злой и разбитый. Солнце раздражающе слепило глаза, воробьи чирикали над самым ухом, враг Степан успел наклюкаться и, обосновавшись у ларька, распевал отвратительную пьяную песню. Чтобы заглушить Степана и воробьев, Василий снова начал орать. Оралось с утра громко: за ночь голос отдохнул и набрал силы. Проорав часа два, Василий обнаружил, что ему удалось собрать под деревом публику.

— Давно это он?

— Да второй день. Как скаженный, аж сердце заходится, тьфу…

— Туда надо из шланга полить. Они всегда от воды бегут. Знаю, пробовал.

— Тю! Где вы тот шланг найдете? Сюда ни один шланг…

— Я вч-чера эт-ту с-суку с-снимал. Так он меня р-раз!!

— А надо пожарных вызвать. У них и шланг найдется, и лестница. И вообще, в Америке, как кошка на дерево залезет — сразу вызывают пожарных. Знаю, видел.

— Я вас умоляю. Станут пожарные из-за всякой ерунды приезжать.

— Мальчишек позвать. Пускай слазают.

— Придумаете еще. Я своего сына туда не пущу. Высоко же, убьется.

— Рыбки ему носила — не идет…

— А если дерево спилить?!

— Я еще вчера сказала: жрать захочет — слезет.

— Наплюйте вы. Как-нибудь выкрутится.

— Ага! Наплюйте! Я б на вас поглядела, если б он у вас перед домом вот так сутками вопил!

— Да я чего, я ничего. Надо только найти кого-нибудь, чтоб слазал…

— Й-я эт-ту с-суку вч-чера…

— Пожарных!

— Я вас умоляю…

В конце концов кто-то действительно вызвал пожарных. Взрыкивая дизелем, приехала старая, в облупившейся красно-белой раскраске машина с лестницей на крыше. Лениво вылезли двое мужиков в брезентовых куртках, позадирали головы на ясень, вполуха выслушали коллективные показания собравшихся кормушек. Один забрался в кабину, и наверх медленно, угрожающе стала выдвигаться лестница. Василий остекленевшими глазами следил, как длинношеее чудовище продирается сквозь листву, играючи ломая ветки и распугивая воробьев. Ему очень хотелось врасти в дерево. Когда железная тварь доросла до того места, где он сидел, Василий стряхнул оцепенение и белкой вспорхнул на два метра вверх. Здесь ствол раздваивался, указывая в небеса исполинской буквой «V», и Василий скрючился у подножия этой буквы. Дальше оба ствола росли тонкие, как --">