Полина Винер - Когда уходит детство

покоя. Алька ждала. К обеду баба Маша всё ещё не вернулась, а во время тихого часа вдруг пришла санитарка и, тихонько напевая себе под нос, начала снимать простыни с постели бабы Маши, грубо вытряхивать подушку из наволочки, а потом – Алька даже вскочила – вдруг скрутила матрас так же, как скрутили матрас той, другой соседки.

Алька не решилась спросить, почему. Она тихонько лежала на своей кровати, изо всех сил зажмуривая глаза, чтобы удержать слёзы.

К вечеру баба Маша так и не вернулась, и Алька старалась не смотреть на скрученный матрас – отчего-то было страшно. Но ещё страшнее было услышать, если бы кто-нибудь сказал ей, что баба Маша «ушла домой». Ведь Алька понимала, что не могла она вот так просто взять и уйти домой, ничего не сказав ей, Альке. Нет, такого быть просто не могло.

Вечером следующего дня, когда большой свет в длинном больничном коридоре погас, и лишь круглые светильники на стенах то там, то здесь, рассеивали неяркий жёлтый свет, Алька осмелела. То есть, осмелела она лишь с третьего раза, а до того каждый раз притворялась, что идёт в туалет. Глотая непрошенные и ниоткуда вдруг опять взявшиеся слёзы, она предательски срывающимся голосом спросила медсестру, которая сосредоточенно писала что-то в толстую тетрадь:

– Вы не скажете, когда баба Маша вернётся? – она очень стеснялась вот так обращаться к незнакомой медсестре, а, кроме того, она боялась, что, увидев её, Альку, та вдруг вспомнит про укол и отведет её в процедурную. Но этого не случилось. Медсестра посмотрела на неё красивыми, густо накрашенными блестящим синим глазами и, немного подумав, ответила:

– Соседка твоя?

– Да, её зовут баба Маша… – Алька замялась и вдруг выпалила: – Баба Маша Панина, двадцать восьмая палата.

Медсестра на долю секунды смешалась, на лице её промелькнуло нечто вроде удивления, а потом она сосредоточенно принялась перелистывать свою огромную тетрадь.

– Так-так… давай посмотрим… Ну, точно! – вдруг слишком весело воскликнула она. – Выписали твою Панину. Вылечили и домой выписали.

– Домой ушла? – на выдохе, обречённо переспросила Алька.

– Да, ушла домой. И ты тоже скоро вылечишься и тоже пойдёшь домой. Вот, тут прямо так и написано, – и медсестра не очень убедительно ткнула своим пальцем с красивым, покрытым синим лаком ногтем, в тетрадь.

– Спасибо, – отчего-то шёпотом проговорила Алька и, круто развернувшись, пошла назад. Через несколько шагов, поняв, что идёт не в ту сторону, так же круто развернулась и, пытаясь принять независимый и взрослый вид, сосредоточенно пошла назад, в свою палату.

Через день Алька уже сидела на заднем сиденье в машине, а когда приехали домой, её ждал сюрприз. Оказалось, пока она была в больнице, мама наклеила на стены в её комнате новенькие обои – голубые, с нежными пушистыми снежинками. А на потолке – такого Алька ещё никогда не видела – засияли звёзды, которые горели даже тогда, когда выключали свет. Это было удивительно, и вечером она долго лежала без сна и рассматривала свои новые звёзды. Алька старалась не думать о бабе Маше, но это у неё не выходило. Как же так – ведь уже договорились, что она будет её бабушкой, а потом вот так вдруг пропасть и даже не сказать, что пошла домой. Да и не похоже это было на бабу Машу – даже вещи свои не забрала, даже конфеты оставила и кружку, и гребешок, и тапочки… Нет, на бабу Машу это решительно было не похоже.

А потом началась школа, и Альке пришлось навёрстывать упущенное, и все каникулы после третьей четверти она много занималась с репетиторами, особенно усердно – с учительницей по математике.

Однажды, уже в мае, идя из школы, она вдруг увидела знакомый силуэт – пожилая женщина шла, бережно прижимая к себе одну руку. Алька не была очень смелой девочкой, а потому она не бросилась к ней, а тихонько обошла женщину и, изо всех сил сдерживая волнение, заглянула ей в лицо. Но это была совсем другая старушка.

В оформлении обложки использована фотография с сайта unsplash.com по лицензии CC0.

--">