Руслан Муха - Меняя Судьбу

себе руку. Двадцать пять лет я не мог снять браслет, и вот вдруг прилетел ворон, клюнул — и темные деревянные бусины осыпались с кожаного шнурка.

Ощутил облегчение. Ворон снова уставился на меня, склонил голову, приблизившись к лицу, и так внимательно, испытующе заглянул в глаза, словно бы ждал от меня каких-то слов.

Но нет — наверняка он ждал последнего вздоха, последнего удара сердца. Зла на ворона не держал. Теперь я просто добыча.

Толчки в груди становились все более редкими и слабыми, навалилась слабость и безразличие. Теперь лик ворона, нависший надо мной, затмил все вокруг. Кажется, даже небо потемнело и слилось с его чернотой. А может, я просто слишком долго умирал и уже наступила ночь?

Тихо так стало, безмолвно, пусто. Не ощущал я ни запаха сочной весенней травы, ни дуновение ветерка, ни касаний ворона, который — я видел, но не чувствовал — положил мне лапу на щеку, будто бы хотел утешить, хотел сказать, что все закончилось.

А затем чёрные глаза ворона слились с нависающим над нами мраком и я, наконец, провалился в глубокую и такую мягкую и уютную тьму.

***

Сердце колотилось словно взбесившейся механизм. Чужие голоса, запахи, шаги. Все это уже было. Все снова повторяется. Это сон — я твердо отдавал себе отчет, что это мне просто снится. Но это было не простая игра подсознания, а реальные воспоминания.

Этот кошмар преследовал меня на протяжении всей жизни:

«Люди в чёрных одеждах, их лица скрывают треугольные, остроконечные маски, оставляющие видимыми только глаза.

Холодно. Почему-то в эту августовскую ночь по-осеннему холодно. Я хочу обернуться, призываю ипостась волка, но та дрянь, которой регулярно опаивали меня родители по наставлению врача Крюгена, не позволила перекинуться в зверя.

Я выбегаю на лестницу и в ужасе замираю. Грубые голоса, топот тяжелых ботинок. Сколько их? Десять, пятнадцать? Может быть гораздо меньше, но они повсюду. Мне кажется, что они повсюду.

Взгляд улавливает кусок длиной серой юбки, пухлые щиколотки, выглядывающие из-под нее. Я немного подаюсь назад и вижу тело домработницы, вывернутое в неестественной позе и лежащее в луже крови. Анфиса их увидела первой, а я тогда впервые увидел покойника.

За плечо меня внезапно хватает учитель:

— Княжич, нужно спрятаться, — шепчет он, пытается утянуть меня с лестницы. Я было поддаюсь страху, хочу уйти за Артемием Ивановичем, но тут откуда-то снизу отчаянно и одновременно яростно кричат.

Кричит мама. Очень быстро они оказываются в холле, ее волокут двое, выворачивают ей руки, так, что она едва не бьется лицом о пол. Я бросаюсь к ней на помощь, но твердая рука отца останавливает меня, стоит только дернуться:

— Уходи с Савелием и Артемием Ивановичем, — торопливо говорит он, на его пальцах начинают поблескивать тонкие молнии.

— Но…, — пытаюсь я возразить.

— Уходи! — в бешенстве кричит отец и бросается в ту сторону, куда утащили мать.»

После этого живыми я больше их не видел.

Страшно, так страшно мне было лишь однажды. Наверное, потому что тогда я боялся не за себя, за родителей. Не посмел ослушаться отца и вместе с Савелием и учителем бежал из поместья.

Бежал, пока отец пытался остановить тех людей и спасти мать, тем самым выигрывая для нас время.

Когда родителей убивали, я бежал в новый город. После — корил себя за это всю жизнь. Хотя и понимал, что не мог тогда ничего изменить, не мог их спасти и, если бы остался, тоже погиб.

Я не видел, что именно происходило там. Я точно не знал, как их убили, но воображение само дорисовывала в кошмарах те события.

Отца ранят в живот — вспорют брюхо как какой-то скотине, а после подвесят верх ногами на родовом древе. Матери перережут горло, заставят отца смотреть на это, не в силах что-либо изменить. Отец умрет от потери крови. Если бы не «паук», он мог бы замедлить кровопотерю, мог бы погрузиться в стазис, но убийцы все это предусмотрели. «Паук» отрезал отца от сил рода, окутав темной паутиной, лишил его любых чар.

Позже в родовом поместье Гарванов следователи найдут немало тёмных артефактов, большая часть которых запрещена в Славии.

***

После смерти все души должны присоединиться к роду. Там в Ирии живут все предки, покинувшие мир живых. Как и предки Гарванов, все, начиная от самого прародителя — Эрика Гарвана Ночного.

В детстве, глядя на родовое древо, на его раскидистые ветви с разноцветной листвой, я всегда думал о --">