Мария Геб - Маринновый цвет (СИ)

раз мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь. Хотя правильнее было бы сказать когда. Где я нахожусь - я знал. Мы были у наших друзей в Испании, в их домике на берегу, но к ним мы ездили почти каждый год. Я оделся и вышел на террасу. Настя сидела за столом в тени, а Мария, быстро заговорив со мной, одновременно начала наваливать на тарелку гору еды. Я отвечал что-то, совсем не слушая её, потому что смотрел только на Настю. Она была другой, хотя тоже очень привычной, много раз виденной, я помнил её и такой, но понял почему, только когда она встала. Настя была беременна.

  - Петя наверно уже проснулся. Ты как сегодня хочешь? Здесь останемся или поедем далеко?

  Она обращалась ко мне, и я сказал: "Как хочешь".

  - Тогда далеко.

  Настя ушла, Марию кто-то позвал с улицы и, оставшись на короткий момент один, я привёл в порядок мысли. Из странного города, куда вошёл я с пыльного чердака в ноябре, меня выбросило в август на два года раньше. В октябре родится Лиза, а на новый год к нам приедет Лена, ещё не замужем, но с приятелем, Игорем, с которым потом поссорится, чтобы через полгода помириться и выйти замуж всё-таки за него. Но следующим летом, как раз во время их разлада, мы встретимся с ним, Николаем и какими-то девушками, и случиться это здесь.

  - Ты всё сидишь? - жена вернулась с Петей, мы позавтракали и, зная заранее, какие чудесные две недели нам предстоят, я постарался выбросить всё из головы. И почти смог, только не уходил из памяти тот дом, и открывшаяся дверь, и солнце на ладони, и её взгляд, единственный взгляд Маурин. И страдая вместе с ней, я невольно задумывался, и Настя начинала тревожиться. Я чувствовал, что ещё не время всё рассказать и просто притворялся весёлым, чтобы не волновать её. И, притворяясь, забывался, и то, что было игрой, делалось моим настроением и становилось нам хорошо. Но город, где я нашёл  Маурин, снова возвращался, теперь во сне, и я думал, что всё-таки успел распахнуть ту дверь, но сразу же чувствовал, что должен сделать что-то ещё.

  Август закончился, наступил сентябрь. Мы вернулись домой, где мне пришлось разрываться между работой и желанием побольше быть с Настей. Она болела, но хотя я знал, что через пару недель это пройдёт, сейчас мне хотелось страдать если не вместо неё, то вместе с ней. Болезнь прошла, мы нашли чудесную няню, молодую девушку-студентку, к которой сразу же очень привязался Петя, и Настя теперь могла больше отдыхать. В октябре родилась Лиза. Я ждал зимы, весь в заботах и смешных хлопотах, от которых устаёшь, пока они здесь, а через годы вспоминаешь радостно. И та пришла, необычным для местного декабря снегом. Кто-то сыпал и сыпал холодным серебром на дома, припаркованные машины, уже белые деревья и рано становилось темно. Но фонари зажигались, и тысячами маленьких звёзд светился мягко падающий снег. Настя пригласила Лену, та приехала с приятелем, которого я уже знал. Мы весело провели время, Настя радовалась компании, а я всё время прислушивался, в надежде знака, которого не получал. Ребята уехали, весна была наполнена работой и, в снах, тоской.

  Но наступило лето. Рано утром, в первый отпускной день я, по просьбе Насти, отправился в ближайшую лавку купить свежей зелени. Хозяин уже весело хлопотал, широко открыв двери.

  - Вам петрушечки?! Базилик есть чудеснейший! Возьмёте?! Моника!

  Та входила, улыбаясь, в руках у неё была большая корзина.

  - А вот она! Яблок не хотите?! Импортный товар! Сладкие, что мёд, попробуйте!

  Он протянул мне янтарного цвета яблоко, и я взял его.

  - Спасибо. Яблоки я куплю тоже. И базилик.

  Когда я отнёс покупки домой и уже ехал в агенство, чтобы забрать билеты на самолёт, обещавшие две недели у моря с друзьями, я почувствовал, что что-то мешает мне удобно сидеть и сунул руку в карман. На ладони лежало яблоко, и было оно живым, и разлился солнечный запах, и тёк солнечный сок, как воспоминание о возможности счастья.

  Город почувствовал в себе свет,

--">