Полина Луговцова - Избушка на краю омута

вбитый в стену; любопытной сорокой, заглянувшей в мутное, сто лет не мытое оконце. Подбирается. Вокруг да около бродит. Пусть. Он знает секрет, потому она его не тронет.

Издалека, из недр дремучей чащи, донесся хруст сухих веток. Старик насторожился. Кто-то большой и сильный продирался сквозь кусты малины и шиповника. Неужто медведь? Звук приближался, и старик подумал: а не сходить ли в избу за ружьем? Пока гадал, с чего бы это лесному зверю вздумалось направиться к человеческому жилью, послышались голоса. Люди! Давненько они сюда не захаживали. Даже почтальон из соседнего села попросил, чтоб старик сам за пенсией приходил. Боялся. Говорил, места тут гиблые, заболоченные, а он дорогу плохо знает. Эдак запросто в трясину угодить можно. Да еще говорил: «Слухи ходят, что в окрестных лесах нечистой силы развелось видимо-невидимо. Заморочит она, в дебри непролазные заведет. А об омуте болтают вовсе страшное, будто в нем водяной сидит, самый лютый черт из всей нечисти, жертву поджидает. Девушек молодых и красивых в жены берет, в подводное царство утягивает, а мужиков съедает, целиком проглатывает». Старик почтальону возражать не стал, согласился сам за деньгами раз в месяц являться. Все равно нужно было патронов докупить, да еще всякой мелочи — спичек, соли. А что касается нечисти, так он знал, что это не выдумки, а чистая правда. Еще когда мальцом был и в деревне люди жили, приходилось пешком в сельскую школу ходить. Шли толпой, держались вместе, но все равно было страшно. Тропинка вилась вдоль омута, и детвора мчалась бегом, чтобы поскорее миновать жуткое место. Тогда еще в избушке на берегу другой старик жил, все его как огня боялись. Был он странный, нелюдимый, неразговорчивый, а лицо его пугало кривизной: все перекошенное, будто он всем рожи корчил. Всегда стоял у своего черного дома и смотрел им вслед. Вот так же, как сам он теперь стоит, только смотреть ему не на кого. И старик тот помер давно, а он сам состарился, и теперь его от старого хозяина не отличить стало. Иногда казалось, что старик тот в его тело переселился. Даже отражение лица в ведре с водой во время утреннего умывания с каждым днем все больше искривлялось и перекашивалось, и он старался на себя не смотреть. Отражение пугало. Еще не хватало только самого себя начать бояться! И так всю жизнь в страхе прожил. Даже после того, как узнал секрет и стал неприкасаем, страх до конца не исчез. Слишком глубоко врос в него своими ветвистыми корнями.

Старик ждал, слушая нарастающий гомон. Вот уже и слова разобрать можно. Ругань и чертыханье. «А, зар-раза! Кругом колючки!» — прозвучал мужской бас. «Вот, блин, совсем штаны изодрал!» — тоже мужской, сиплый, будто простуженный. «Да кончится когда-нибудь этот проклятый лес?!» — женский, слезливый. «И где эта чертова деревня?! Может, карта врет?» — снова бас. «А может, мы заблудились?» — Женский, с истеричными нотками. Вскоре появились они сами. Четверо измотанных туристов, обливающихся потом и сгибающихся под тяжестью огромных походных рюкзаков, выбрались на берег омута из ивовых зарослей на расстоянии полусотни шагов от избушки.

— О, господи! Наконец-то человеческое жилье! — воскликнула высокая худая женщина в кепке с длинным козырьком. Старик принял бы ее за парня, если б не голос. Она заметила его и помахала ему рукой.

— Эй, дед! Привет!

Тот не ответил. Молча изучал появившихся. На первый взгляд они ему не понравились: шумные и дерзкие, глупые и злые. Хоть он и редко видел людей, однако за прожитые годы научился в них разбираться.

— Дед! Скажи, какая это деревня? Камышовка? — крикнул обладатель низкого баса — плотный краснолицый мужик с густой недельной щетиной.

— Мышеловка, — буркнул дед угрюмо. Наверное, тот услышал то, что хотел, потому что тут же радостно заорал:

— Пришли! Ох, блин, без ног остались, пока доковыляли! Ну и глухомань!

Шумная компания направилась к старику. Шли по краю омута, проваливаясь по щиколотку в зыбкую почву и сопровождая громкие чавкающие звуки ругательствами и проклятиями. Двое мужчин и две женщины. Молодые, не старше тридцати. Оба мужика упитанные, с круглыми животами. Сразу видно, работать не привыкли. А женщины — без слез не взглянешь — худющие, кожа да кости. Кому нужны такие? Подержаться не за что. Одна и вовсе дылда, ростом с мужиков. Плечистая, руки-оглобли, ноги-ходули, да и на лицо дурна. Другая — пониже и с виду поприятней. Старик услышал ее испуганный шепот:

--">