Кристина Эдгаровна Шувалова - Холодные мечты [СИ]

его не следовало бояться.

Тепло в груди усилилось.

И Доминика поняла, что нужно свернуть направо. Просто поняла и все! Как уже понимала многие вещи и до этого, словно кто-то подсказывал ей правильные ответы. Теперь же она и ощутила его присутствие рядом – это был чей-то дух, интуиция, шестое чувство – она не знала, как назвать эту силу. И не стала задумываться над этим.

Доминика помчалась вперед.

В дальнем конце были запертые двери. Когда Доминика подошла к ним, двери зашипели и открылись. За ними была лестница. Она спустилась и попала в широкий тоннель. Факелы на стенах давали скудный свет, с потолка капала вода, свисала паутина.

Что-то скользнуло по шее.

Доминика взяла в руку кулон! Тот самый кулон в форме сердца. Кулон, который сделал Триглифат. Кулон, который так хотел заполучить Генерал, но почему-то не мог взять его силой. Кулон, которым она отпирала двери.

Он был теплым, словно живым.

Кулон, едва коснувшись ладони, засветился, от него, словно мотыльки отделились тысячи огоньков, они взлетели к потолку, осветив мрачный туннель, и вдруг сложились в светящийся силуэт Феоктиста. В точности такой, каким она его запомнила по видеопосланию.

– Во имя Империи! – послышался его голос.

В мыслях, в своем сознании она явно ощущала чужое присутствие – бьющееся, пульсирующее нечто. Какая-то сила вышла общаться с ней, приняв важный, многозначащий для нее облик.

– Во имя Империи! – машинально ответила Доминика, словно ничего другого и нельзя было ответить на это приветствие. И тут же поняла, что могла бы и не произносить этого вслух, достаточно было и мысленного ответа.

– Всегда помни об этом! Помни, кто ты есть и не позволяй себе усомниться! Ты живешь во имя Империи. Ты дала слово.

– Я держу свое слово! – крикнула Доминика, забыв об опасности, забыв, где находится, забыв обо всем, ибо все стало мелким и неважным, кроме этого разговора.

– Отказ от слова повлечет за собой твою гибель!

– Я держу свое слово! – повторила Доминика уже чуть тише.

– Пусть не по твоей воле, но так сложилось! И так будет! Правь мудро. Помни, что ты обещала заботиться обо всем! Никто не сможет тебя заставить поступить неверно, решения принимаешь только ты сама. Ты сделаешь что-то, если ты действительно хочешь это сделать. Ты справишься со всем, если захочешь справиться.

Хоть это и нелегко. Намного сложней, чем казалось изначально. Она в этом убедилась.

– Я держу свое слово! – в третий раз, почти шепотом повторила Доминика. – Я обещала править Империей, и я все сделаю для ее процветания.

– Как и я все делал для ее процветания! – сказал Феоктист. – В этом кулоне часть твоей души! Ты дала слово продолжать мое дело, и твое слово материализовалось в этот камень. Пока ты служишь Империи, вся ее сила будет с тобой. Если кто-то завладеет кулоном, тот завладеет твоей душой. Храни его и береги себя, твоих сил должно на многое хватить.

Огоньки разлетелись, образ Феоктиста исчез.

Доминика не успела перевести дух и осознать происходящее, как огоньки вновь стремительно столкнулись. Они закружились в вихре, вновь сложились вместе, и перед ней престал Генерал, таким, каким ей показать его кулон. Человек-оборотень – черты его лица непрестанно менялись от кошмарно-уродливой звериной морды до лица юноши ангельской красоты. В глазах, страдание, разум, холодный чистый разум, а так же жестокость и расчет.

На один краткий момент сознание Генерала приоткрылось, и Доминика увидела часть его жизни, мысли Генерала так же промчались перед ней. Они не были похожи на красочный калейдоскоп, и долетали лишь какими-то обрывками, словно их приходилось насильно вырывать, но все они были яркими острыми – надежды, отчаяния, борьба, желание получить новый мир. Его любимой песней была «Санта-Лючия», он в детстве упал с крыши сарая и повредил себе ногу, он спас, однажды спас кого-то от смерти и… и отправил на верную смерть десяток людей, его любимый цвет зеленый… или нет, бежевый или же… Это прервалось неожиданно и его облик тоже разлетелся на огоньки, распался.

Доминика смотрела, как огоньки кружатся под потолком, словно рой светящихся насекомых, сбиваются в группу и распадаются вновь, словно не зная, какой образ им следует принять. Казалось, это длилось целую вечность, пока огоньки не слились воедино, и перед ней престал образ ее матери. Такой, какой она выглядела в последнюю встречу в то утро на кухне, залитой солнечными --">