Станислав Викторович Никсман - Филиал

На этот раз упоминание о долгой жизни собеседника смеха у меня не вызвало.

— Вот как, значит, обстоят дела. Отвечать чистотой души приходится даже за шутку, — пробормотал я.

— Ой, а когда они обстояли как-то иначе? Не волнуйтесь, в вашем случае нет никаких шансов получить проклятье подобное моему.

— А как же тяжёлый грех на душу?

— Да, он окажется в вашей копилке. Ну так и что? Одним больше, одним меньше, — махнул рукой Брокер. — Поставите себе сопоставимую цель: сделать что-нибудь очень важное и очень полезное для окружающих.

Его слова здорово меня огорчили. Я знал, что мою карму назвать идеальной было никак нельзя, но как-то не задумывался, что это имеет настолько прямое отношение к чистоте души. Ко мне пришло понимание, что терять на самом деле было нечего.

Я сам не заметил, как высказал эту мысль вслух.

— Это значит, что мне нечего терять, если я соглашусь…

— Ну наконец-то вы это поняли, — улыбнулся Брокер.

— Хорошо, я готов заключить сделку. И что теперь? Где договор, который надо подписать кровью? — за шутливым тоном я попытался спрятать дрожь в голосе, но мне это не удалось.

— Ну вот опять вы за своё. Что за дурацкие штампы? Чтобы оформить соглашение нам достаточно ударить по рукам.

— Так просто?

— А зачем тут что-то усложнять?

Я протянул вперед предательски трясущуюся правую руку.

— Да не переживайте вы так! Итак, сделка закрепляется, — важным тоном произнёс Брокер. — Заказ согласован и подтверждён.

Он крепко пожал мою ладонь. Затем, широко улыбаясь, он достал из-под стола какой-то предмет, похожий на короткий обрезок трубы, на одном из концов которого блестела линза.

«А вот и скрытая камера!» — подумал я с облегчением. Брокер направил устройство на меня и в тот же момент я провалился в темноту.

Ещё даже не успев полностью очнуться, я сразу начал мысленно ругать себя за то, что так глупо повёлся на этот спектакль. Интересно, сколько людей пропадает в Москве таким образом каждый день? Паника волной накатила на меня. Я боялся не столько похищения, допустим, с целью выкупа, сколько куда худшего поворота событий. Мне казалось, что я уже успел лишиться некоторых органов в какой-нибудь подпольной клинике трансплантации. Повсеместный физический дискомфорт только усиливал мои подозрения.

Наконец, я с трудом открыл глаза и начал осматривать себя. Вроде бы цел и даже свободен.

Но это был уже не совсем я.

С удивлением мне пришлось осознать, что теперь у меня новое тело. Новый я был другого роста, меньшей комплекции, и, судя по всему, даже иного возраста. Внезапно в моей голове словно закрутился водоворот из иностранных слов, и только усилием воли я заставил себя продолжать думать на русском.

От всего этого меня начало подташнивать.

Хорошо, хоть дорога была на удивление ровной, — карету, где находился я и ещё один пассажир, почти не трясло. Грунтовку, по которой двигался наш экипаж, окружали возделанные поля, на которых работали люди. То тут, то там появлялись аккуратные домики в архитектурном стиле старой доброй Европы.

Лошади закончили взбираться на холм и остановились.

— Герр Гассман, Вена! Отсюда уже виден шпиль собора Святого Стефана! — раздался звонкий крик возницы, и я прекрасно понял, что он сказал, хотя ни слова по-русски не услышал.

Сидящий напротив меня мужчина лет сорока потянулся к окну.

Он выглянул наружу и, указывая рукой вперёд, торжественно произнёс:

— Посмотри! Посмотри же, Антонио, на этот великолепный город. Теперь он станет тебе родным, и здесь ты однажды обретёшь славу великого композитора!

Поскольку я сидел спиной по направлению движения, мне пришлось высунуть голову из кареты, чтобы увидеть то, на что указывал мой спутник. В своей предыдущей жизни я однажды посетил Австрию — как участник конкурса молодых музыкальных талантов. Поэтому мне без труда удалось узнать в открывшемся передо мной виде Вену прошлых веков. Но это город, в отличие от того, который я помнил, был идеален — в нём не было ничего лишнего, никакого современного уродства.

— Прекрасный вид! — с энтузиазмом отозвался я, даже не успев подумать о том, что отвечать надо все же не на русском. Но оказалось, что мне удавалось не только понимать иностранную речь, но и без труда говорить на другом языке. Я просто открывал рот, и слова, и фразы, вылетавшие из него, уже не нуждались в переводе.