Марчин Вольский - Реконкиста

Марчин Вольский РЕКОНКИСТА

1. Вырванное сердце

Штиль на море – это проклятие, вызов, брошенный всеобщей изменчивости натуры. Чернильно-синяя морская бездна застывает словно ледовое покрытие, и только испарения, духота и соленая липкость напоминают, что стихия всего лишь спит, в любое мгновение она готова превратиться в шквал, циклон или – как говорят поэтичные кастильцы – торнадо. Третий день и четвертую ночь капитан Гаспар Фруассарт де Мари-Галант выходил на капитанский мостик "Генриетты", ожидая хотя бы прикосновения зефира. Ничего. Полотнища парусов висели, словно мошонка кастрата, а громадная полная луна блистала над судном – холодная и суровая – словно лезвие палаческого топора.

Перед капризами погоды бессилен был даже старый проводник-аравак, выглядящий, словно извлеченная из панциря древняя черепаха, которого Фруассарт возил в качестве переводчика и немного – колдуна. А Бог? В свете просроченных расчетов, Гаспар предпочитал не обращаться к Всевышнему с какой-либо петицией. С этой стороны ни на какую помощь он рассчитывать не мог.

Ночную тишину прервал вой. Он звучал будто бы скулил волк, потом плач насилуемой девицы сменился смехом упыря, чтобы погрязнуть в пугающем кашле. Рулевой, молодой Арман, суеверно перекрестился. Капитан же выругался себе под носом. Зачем взял он на борт этого сумасшедшего попа, почему не послал на дно вместе с горящим галеоном и его испанским командиром…? То ли его околдовал твердый взгляд божьего слуги, его безразличие перед лицом неизбежной смерти, то ли значительный возраст, в результате чего padre напомнил ему кого-то из иного времени, иного мира, иного берега? Впрочем, он ведь не мог предвидеть, что через неделю пребывания на "Генриетте" священник потеряет разум.

Он почувствовал, как во рту набегает горечь, отхаркнул и сплюнул. Вой умолк.

Капитан Гаспар Фруассарт де Мари-Галант, несмотря на незаконно присвоенное "де", аристократом не был. Он даже дворянином не был. А был пиратом, одним из тех смелых французов, которые, не боясь ни Господа Бога, ни архикатолического повелителя Испании, бушевали на Карибском море, словно у себя за печью, отмечая свой путь посланными на дно галеонами, заревами разграбленных городов, трупами мужчин и брюхами беременных женщин. А сопровождал их грохот пушек и мушкетов, жалобный стон колоколов, запах крови, пота и пороха; привкус славы, но прежде всего – роскошное прикосновение золота.

Но неужто должно было исполниться предсказание цыганки, встреченной когда-то в Ла-Рошели?

Когда она взяла его ладонь – Фруассарт увидал в темных глазах страх, да что там: глубокий ужас, который в Фоме неверующем способно вызвать лишь неожиданное появление черта. И сразу же после того начала ему врать, быстро и малопонятно молотя языком.

Он не поверил и приставил к ее шее нож.

– Правду говори. Пускай даже плохую. Но правду! Я погибну?

– Погибнешь, господин.

– Как?

– За морем глубоким, за морем далеким…

– Только не околдовывай меня стихами, говори, тетка, как я умру!

Та поглядела ему в глаза настолько резко, что пират почувствовал холод в низу живота.

– Ты не захочешь знать.

– Хочу!

– Тебе вырвут сердце.

Гаспар рассмеялся. У него давно уже не было сердца. С того самого момента, когда грешный проступок сбил его с тропы добродетели, заставив совершать позорные деяния и бежать из Старого Света.

Поскольку не всегда он был пиратом.

13 мая года 1610 от Рождества Христова, в тот самый день, когда в Париже кинжал Равальяка пронзил грешное тело Генриха IV, в Аррасе молодой священник проводил свою самую первую мессу Гаспар Фруассарт становился самым настоящим кюре. Тогда он был худощавым, гибким, чуть ли не похожим на девушку, и он чувствовал, как в столбах света, прорезающих неф готической коллегии, рядом с пылинками танцуют светлые ангелы.

Только Ананке не приписала ему окормлять паству в Артуа.

Ведь родился он в Кале, в ту самую страшную ночь, когда брандеры Дрейка и Хокинса начали пожар посреди Непобедимой Армады. Зарево, освещавшее детскую коляску, просветило и его душу, определив нить жизни. А кроме того – ему встретился дьявол.

Красивейший из всех тех, что ходил по земле.

Агнес исполнилось шестнадцать лет, и у нее были золотистые или пшеничные косы, спадавшие за спину. Имелась у нее и пара ног, достойных молодой газели, плоский живот и груди, как --">