Андрей Миллер , Антон Мокин - Ведьмы не плачут [СИ]

длинным сторонам к пыточной примыкали комнатушки палачей, а с противоположных торцов располагались входная дверь — за которой лестница на поверхность — и проход к камерам.

Точнее, как сказать — камерам? Там просто еще одна комната без солнечного света, в которой стоят клетки: слишком маленькие, чтобы позволить встать или вытянуться лежа.

В пыточной у Ганса с Каспаром был порядок, если не считать вони. Колодки, дыба-ложе, шипастый «ведьмин стул», скамья с острым углом вместо плоскости, тиски, жаровня, бочка с водой — по углам, на стенах развешаны плети, розги, груши (которые так нравились Гансу и вызывали особое отвращение у Каспара). Здесь же разнообразные металлические инструменты: крючья и щипцы всяких форм и размеров, кочерги с приваренными клеймами, многое другое.

Света, свежего воздуха и нормальной еды в этом подземелье не бывало никогда, зато вот уж с чем не было проблем, так это с инструментами для работы. Самый полный набор средств для причинения всех возможных страданий.

— Послушай, Ганс… Раз уж их сегодня заберут — может, и не станем работать? Никто все равно не проверяет. Кому вообще это нужно?

— В смысле, кому?

— Ты меня понял. Кому и зачем нужно, чтобы мы пытали этих женщин?

Ганс раздраженно фыркнул, выплюнув на стол ком каши.

— Опять свою шарманку заладил? Это, дурья башка твоя, ведьмы! Тьфу!

Ну да: разговор на эту тему всегда развивался по одному и тому же сценарию, даже реплики почти не менялись. Изо дня в день. В способах и очередности пыток разнообразия было куда больше, чем в разговорах. Беседы между старым и юным палачами — что эта жратва…

— Ганс, ты не хуже меня знаешь, что мы их даже ни о чем не спрашиваем. И не требуем никаких признаний. Ни один инквизитор не приходит для допросов. Мы просто каждый день пытаем их безо всякого смысла. Кто сказал, что они ведьмы? Их разве осудили? Ты что, видел документы?

Старик ударил костлявым кулаком по столешнице.

— Не сношай мне голову! Зачем, почему… Наше дело нехитрое. И батя тебя к нему сызмальства готовить должен был. Работай, сука, и не задавай вопросов!

Каспар сейчас даже лицо отца вспомнить не мог. Готовил ли тот сына к чему-то? Трудно сказать: былое осталось за чертой прежней жизни. Юноше иногда казалось, что все испытанное им вне пределов проклятого подвала — какой-то сон, наваждение. Он слишком тяжело переживал то, чем был вынужден заниматься.

— Ладно, скажи мне другое. Тебе все это нравится? Хоть немного?

— Дурак, штоль? Ясен хер, нет.

Ганс поднялся с лавки, проковылял к вешалке на стене, снял с нее второй кожаный фартук и швырнул его Каспару.

— Завали хлебожуйку. Лучше надевай и бери ключи: девки заждались.

* * *

Прихватив свечу, Ганс направился к камерам. Дожидаться, пока напарник закончит хлебать по недоразумению именуемое кашей дерьмо, он не стал. Уж лучше погутарить с ведьмами, чем в очередной раз выслушивать затрапезное нытье Каспара.

Ганс припоминал истории о придуманной безбожниками с Востока пытке. Жертве выбривали макушку, потом связывали и оставляли сидеть под чаном с водой. Протекающим чаном. Медленно-медленно, капля по капле вода долбила несчастного в темечко. Кап-кап. Кап-кап. Дни напролет. Монотонно и неотвратимо. Пока жертва не свихнется или не сдохнет.

Утренние разговоры с Каспаром действовали на Ганса примерно таким же образом.

Сопляк не только постоянно напоминал про опостылевшую работу и отвратную жратву. Каспар в упор не замечал очевидных для Ганса вещей. Курицу он захотел! «Мы же не заключенные!» Держи карман шире…

Город за пределами подземелья был для палачей не доступнее, чем Царствие небесное для их подопечных. То же касалось и нормальной пищи. Ганс едва мог вспомнить вкус мяса. Он бы и крысятиной сейчас не побрезговал, но в проклятом подвале даже крысы не водились. А еще эти свечи кругом… Из настоящего воска! Такие не всякому зажиточный бюргеру по карману. Почему начальство тратится на подобную роскошь вместо простых сальных свечек? Да чтоб палачи сало не жрали!

Огонек свечи выхватывал из мрака ряд клеток. Ганс подошел к одной из них и сунул свечку почти в лицо сидевшей в ней женщине. Измазанная дерьмом и кровью бабенка с вырванными ногтями и зубами зажмурила от света левый глаз. Правый ей выжгли раскаленным железом вчера. Или позавчера?

— Ну, здоров, Либби. — Как на самом деле звали ведьму, Ганс не знал, да и не желал знать. Все --">