Александр Борисович Чернов - Тени таятся во мраке

пожалуй, лишь поблагодарить Пауля за столь лестную оценку моих скромных дарований, — широко улыбнулся Вадим, — Хотя само это письменное следствие нашей дружеской болтовни, не скрою, заставляет кое о чем задуматься. Но, все-таки, Ваше величество, большинство из тех нововведений, на которые пошел наш флот, — это следствия таланта, если не гениальности, моего командира, адмирала Руднева. А я всего лишь ревностно следил за скорейшим исполнением августейшей воли. Так что в моем активе, пожалуй, только ряд небольших побед над столичной бюрократической рутиной.

— Об этом я тоже осведомлен. Причем самим Вашим Императором. И не вздумайте обижаться на умницу Пауля. Его дружеские чувства к Вам вполне искренни. А данное письмо — не более, но и не менее, чем исполнение моего приказа.

Не скрою, Михаэль, Вы меня заинтересовали с самой первой встречи у Готланда. Поначалу я счел Вас очередной никчемной игрушкой моего излишне увлекающегося кузена. Но позже, обдумав те несколько фраз, которыми вы невзначай обменялись с Государем, равно как и то, что во время той встречи он сам меня многим удивил, я оценил Вас иначе. Те Ваши замечания о моторах Ховальда и Кёртинга, а также настойчивость в вопросе доработки Круппом «Форели», заставили меня серьезно призадуматься. Ведь, в конце концов, до Вашего появления в Царском Селе, главным-то советчиком у Николая Александровича в военно-морских вопросах был кто? Не знаете?

Это был… — Я!

И я, между прочим, достаточно ревнив и проницателен, чтобы понять, что между царем и мною появился кто-то третий… — Вильгельм ехидно прищурился, оценивающе оглядев Вадика с ног до головы, и елейным голоском добавил, — С соперниками же я разбираюсь просто. А Вы не хотите ли узнать — как именно? — напустив на себя грозно-оскорбленный вид, Вильгельм энергично погрозил Банщикову пальцем.

— Боже упаси, Ваше величество…

— Ну, хорошо. Будем считать, что Его и меня Вы уговорили, любезный. Пока… — внезапно раскатисто расхохотался Экселенц, — Что? Страшно стало? Вот то-то же.

А по поводу качества и количества реформаторской активности у моего обожаемого кузена… Мне, для того, чтобы с вниманием относиться к Вашему мнению, достаточно, что Вы, мой дорогой Михель, «всего лишь» все эти новшества поняли, приняли, и со всем этим согласились. Вы прошли определенную «рудневскую школу», научившись смотреть на флотские и кораблестроительные вопросы под несколько… э-э-э… неожиданным для многих углом зрения. Разве не так, мой дорогой?

— Ну, в некотором смысле, пожалуй, возможно, Вы и правы, Ваше величество… — расплывчато попытался отползти от скользкой темки Вадик, убедившись в том, что его августейший собеседник ни на йоту не поверил в их с Василием красивую сказочку. Увы, теперь ему оставалось лишь тупо стоять на своем. В памяти невольно всплыли пикантные подробности памятной первой встречи с адмиралом Макаровым на Транссибе. Только вот уровни ответственности и возможных последствий сейчас были несколько иными…

— «В некотором смысле, пожалуй!» Не прибедняйтесь, юноша! — Вильгельм стрельнул в Вадима колючим, холодным взглядом, — Или Вы думаете, что Император не имеет права рассчитывать на откровенность человека, которого он пожелал приблизить к себе? Тем более, насколько я знаю, и не только от Гинце, Вы, мой любезный Михаэль, являетесь убежденным сторонником русско-германского альянса. Как и Ваш командир и адмирал, кстати. Разве не так?

— Вот в этом Вы совершенно правы, Ваше…

— Я — ВСЕГДА прав! Таков мой крест. И долг перед Господом и народом… — прервав Вадима, Вильгельм взял краткую паузу, вздохнул, и театрально закатив глаза, подытожил — Так что не вздумайте упорствовать. Раньше Варшавы я Вас не отпущу, и не надейтесь. А если уж хотите совсем откровенно…

Экселенц задумчиво засмотрелся куда-то вдаль, где за стеклом вагонного окна, подсвечивая бегущую мимо стену густого хвойного леса, сквозь легкие облака и дымку пробивалось весеннее солнце, после чего с грустью в голосе продолжил:

— С некоторых пор я безумно завидую Вашему государю, Михель. И не потому вовсе, что он так блистательно победил мерзких япошек, и накрутил тем самым ухо старому интригану — Джонни Буллю. Просто эта война вознесла на достойные их места стольких храбрых и талантливых офицеров, отсеяла стольких никчемных, выслуживавшихся выскочек и посредственностей…

Мне даже за двадцать лет --">