Станислав Александрович Беломестный - Ошибка Времени

И сейчас в его душе творилось нечто подобное. Детский страх основывается на боязни неизвестного, вторгшегося в детский мир. Страх взрослого же базируется на неспособности понять ситуацию, в которой это неизвестное появляется. Взрослая сформировавшаяся личность, уже усвоившая азы и основные постулаты этого мира, столкнувшись с чем-то, не вписывающимся в рамки его сознания, отказывается верить до самого последнего момента и этим отгоняет страх. Но, когда ситуация подходит к критическому моменту, когда уже нет смысла отрицать действительное, здесь начинается самый настоящий ужас. Ибо фантазии ребенка можно направить в определенное русло, переориентировав его страх на нечто доброе и положительное. А отчаявшийся, испугавшийся, а главное, разумный взрослый человек не нарисует в своем сознании мягкого и пушистого котенка вместо неведомого.

И Гудвин сейчас в полной мере осознавал то, что он находится в своей кровати, напротив окна своей квартиры – он узнавал его по силуэту горшка с кактусом в зеленоватом свечении. Такой горшок – в виде китайской вазы – был эксклюзивным сосудом, выполненным под заказ. И поэтому в принадлежности окна Гудвин нисколько не сомневался.

Проблема состояла в том, что кроме кровати, окна и самого Гудвина, вокруг не было ничего. Черная, бесконечная пустота. Ни звуков, ни эха, абсолютно ничего. Лишь тонущий в черном мраке бледно-зеленый свет, пробивающийся сквозь оконное стекло.

Страх заполнил всю сущность Гудвина. Он не мог понять, что происходит, куда делись его обои и паркет, куда исчез плазменный телевизор, стоявший в углу комнаты, куда, в конце концов, подевалась сама комната. Страх проникал через каждую пору его кожи и вползал в каждую клеточку его души. Не в силах больше сдерживаться, Гудвин истерично заорал:

– Помогите!!! Люди!!! Помогите!!!!

Тишина была ему ответом.

– О боже! Люди!!!! – горящие глаза Гудвина под взъерошенными волосами стали наполняться безумием. Он понимал, что начинает понемногу сходить с ума. В бессильной злобе он щипал себя, кусал. Несколько раз он оцарапал себя так сильно, что кровь проступила через пижаму. Но морок не уходил. По-прежнему вокруг него была лишь тьма и окно с зеленоватым свечением.

Обессиленный, Гудвин повалился на спину.

– Нет! Нет, так не бывает! Боже, помоги мне! Что со мной? За что? Помоги мне, Господи! Да, я никогда не верил в тебя, но ты же должен помогать людям! Помоги мне!!!! – брызгая слюной, орал в направлении, где раньше был потолок, Гудвин. – Господи, да что же это? – он зарыдал.

Несколько минут его тело тряслось в истерике. Затем он внезапно успокоился и сел на кровати.

– Так. Хорошо. Мне что-то подсыпали в еду за ужином. И у меня галлюцинации. Я брежу! Ха-ха-ха! Это простой бред! Мне всыпали какие-то наркотики, и у меня глюки!! – уже орал Гудвин. – Думаете, я идиот? Я вам сейчас докажу! Вы у меня попляшете, шутники хреновы!!!

Гудвин встал на ноги в кровати. Немного попрыгал, как на батуте, словно сумасшедший клоун из царства безумия. Изо рта его капала слюна, белки глаз бешено вращались.

– Сейчас посмотрим, кто кого! Прыгать…Надо прыгать…Иначе никак…

Гудвин, как мог, разбежался, оттолкнулся от спинки кровати и, что было сил, прыгнул в направлении окна. Ему показалось, что его тело швырнуло с вращающейся центрифуги в снежный, колючий вихрь, который, словно анестетик, лишал чувствительности. Уже в полете ему показалось, что он совершил безумную глупость, что черное Ничто в мгновение ока поглотит его, и ему уже никогда не суждено насладиться теплом солнца и свежестью летнего дождя. Он летел, ведомый невидимыми потоками, словно чайка, раскинувшая крылья, прилегшая на ветер. Когда он прыгал, расстояние до окна казалось не более двух метров, но полет Гудвина уже длился несколько секунд, а до окна еще было приличное расстояние. Его несло, крутило, вертело, переворачивало, но окно все время было перед глазами. Он беспомощно, словно младенец, тянулся к нему руками, как будто был твердо уверен, что в нем обретет свое спасение.

И когда его пальцы уже почти касались подоконника, Гудвин понял, что это его не спасет. Что он никогда не допрыгнет до этого окна. Что черная пропасть поглотит навсегда его тело.