Сергей Николаевич Чехин - Исходный рубеж

— Что за… — сержант вытащил из поясного крепления фонарик и приоткрыл дверцу, но напарник схватил за руку.

— Не выходи, — прохрипел Мамаев — бледный, потный и с вытаращенными глазами.

— Сбрендил? — Бабаев вырвался и собрался уже шагнуть из салона, как заметил напротив две алые точки.

Лохматая тень притаилась у погасшего фонаря, но тусклого света соседнего хватало, чтобы выхватить из мрака громадный силуэт.

— Это собака? Охренеть здоровая.

— Может, волк? — рядовой судорожно сглотнул.

— Какой, блин, волк? Мы же не в тайге. Зараза…

Сержант постучал фонариком об ладонь, но когда тот наконец-то включился, существа и след простыл. На машине тоже не осталось никаких следов — ни вмятин, ни крови. Привиделось, что ли? После вспышки и глаза барахлить начали? Все возможно. Так или иначе, ловить сбежавших псов никто не подряжал — сейчас по-быстрому составим протокол на Голубца за ложный вызов и отдыхать. Но когда «бобик» добрался до места, планшет с бланками отправился на заднее сиденье за ненадобностью. В десяти шагах от полуразвалившейся хибары на отшибе высилась каменная громада — точь-в-точь сказочный замок. Величественные колоннады, стрельчатые окна, переливающиеся даже в темноте витражи и лепнина, на которую не хватит денег у всех местных воротил вместе взятых.

Да и не строили тут никаких особняков — экипаж бывал у Голубца по два раза в неделю, а за столь малый срок такую громадину можно возвести только с помощью магии.

— Обалдеть, — Мамаев снял фуражку и утер лоб.

— Не то слово… — Бабаев поправил кобуру. — Ладно, пошли деда навестим, а после проверим, что за Лукоморье тут нарисовалось.

— Это самое… — нерешительно произнес напарник. — Давай лучше подкрепление вызовем.

— Эх ты… — сержант смерил спутника осуждающим взглядом. — В консерваторию тебе надо, а не в органы. Сиди, сторожи машину.

— Е-есть… — малой просиял, узнав, что не придется выходить наружу.

Сержанта же дворцы не пугали, пусть и появившиеся неизвестно откуда и хрен пойми как. Подсвечивая тропинку фонариком, Бабаев добрался до покосившейся калитки и постучал.

— Захар, открывай! Полиция!

В ответ — тишина, хотя обычно сумасшедший старик караулил у забора и начинал жаловаться на воображаемых соседей, когда «бобик» еще парковался. Вымахавшие в полный рост лопухи качались, несмотря на стихший ветер, точно в зарослях кто-то переминался с ноги на ногу. Собаки — вечные обитатели окраин — не издавали ни звука. Несмотря на относительно ранний час — четверть первого — в ближайшей пятиэтажке не горело ни лампочки, а воздух буквально дрожал от притаившейся беды.

Но сержант — не робкого десятка. Надо — с бандитами схлестнется, а надо — и с потусторонщиной. Отворив калитку (перед вызовом Голубец предусмотрительно отпирал все замки), полицейский прошелся по расколотым бетонным плиткам и прислушался. Из-за двери донеслось чуть слышное хрипение — не иначе деда хватил приступ! И хоть несносный старикан порядком надоел, смерти ему Бабаев не желал, и без промедлений ворвался в дом.

— Света, срочно скорую.

— Ч… пшш… ось? В… пшш-пшш… ядке?

Сержант ругнулся и выключил нагрудную рацию, чтобы не шумела. Фонарь перед собой, пистолет поверх предплечья — все, как учили. Может, деду просто плохо, а может воры забрались — если из ниоткуда появляются дворцы, то и шантрапе удивляться не стоит. Бледное пятно скользнуло по ополовиненной банке шпрот и початому пузырю самогона — хозяин ужинал, когда все началось.

Накрытый занавеской телевизор (через кинескоп посылают зомбирующие лучи), свежая газета в продавленном засаленном кресле. Отдернув стволом ширму, сержант заглянул в спальню — Голубец в трусах и майке-алкашке лежал на кровати и страстно целовал прижимаемую к груди подушку.

— Ох, какая красавица, — в бреду приговаривал старик. — Вся деревня бегает, а выбрала меня. М-м-м, твои губки слаще сельди, а глаза ясней первака. Не стесняйся, милочка, я весь твой…

— Дед! — полицейский поморщился и ткнул Захара фонарем в плечо. — Очнись!