— Да погоди ты, — отмахнулся Пашка. Он думал о своем. Давно и сосредоточенно, а когда стало ясно, что ночь глубокая и Катя давно уснула, оторвал от щек кулачки и сказал:

— Сегодня.

— Сегодня? — Борис уже придремывал прямо на стуле.

— Покажу тебе взрослых, и…

— Что и?

— Ничего. Поглядим.

За три часа комаров накормили до отвала. В самых густых кустах шиповника можно получить тысячу удовольствий, начиная от рези в желудке и продолжая иглоукалыванием. Постепенно Борькино лицо сделалось грустным, мысль на нем брезжила одна — забраться под одеяло. Конечно, он бы в этом ни за что не признался, но спать хотелось и глаза болели от долгого рассматривания дороги. Однако Паша был спокоен и недвижен, как виноградная улитка. Это убеждало и слегка, совсем немного, утешало Борю.

К утру стало прохладно, но приятно свежо. Перед самым рассветом распелись птицы и быстро вошли во вкус. Такой гам устроили, ну точно детишки на празднике. Иволги, синицы, соловьи, да и кто там знает — полный сад пернатых, каждая свою песню ведет, свое слово держит. Боря опасался, как бы всех не перебудили. Но под утро ребятишки спят крепко.

Мальчиков тоже одолевал сон. Небо над заливом посветлело, Пашка зевнул и сказал:

— Да где они? Елки-моталки, скоро все проснутся!

И тут ребята увидели огни. Два ярких прожектора неслышно ползли по дороге, приблизились и замерли у самой калитки. Превратились в большущую машину, целый домик на воздушной подушке. Открылись двери и оттуда вышли… взрослые. Двое громадных мальчиков с фонариками. Они говорили тихо, низкими грубыми голосами, открыли машину сзади, вынесли коробки и направились к дому. Борька решил, что это сон, и на всякий случай больно ущипнул себя.

— Вот и завтрак, — прошептал Пашка, — а заодно — обед и ужин.

— Они за Марной приехали? — заикаясь, проговорил Борька.

— Пойдем, посмотрим! Только тихо, иначе нас поймают и… не знаю даже, что будет. Пошли!

Но едва они выбрались из кустов, расправили затекшие ноги, как вдруг по другой стороне улицы мелькнула тень. Ребята замерли. Тень юркнула за тополь, но, убедившись, что никого нет — бросилась прямо к машине, к раскрытому настежь кузову и там растворилась.

— Вот неймется ему! — рассердился Пашка.

— Кто это? — спросил Борька.

— Кто-кто… Ванька, вот кто!

Павел и Борис перемахнули через забор и оказались лицом к лицу с черным нутром машины.

— Ванька, вылазь оттуда! — зашипел в темноту Борька.

Тишина.

— Вылазь, слышь? Мы тебя видели!

— Валите отсюда! — зло ответили из машины. — Сказал, убегу, значит — убегу. А вы сидите тут, если дураки. Нравится вам с малышней возиться, пожалуйста! А я и на ракету заберусь. И на луну полечу…

— Вот дурак! Полетит он! Поймают тебя, как миленького. Тогда пеняй…

— Идут! — ахнул Борис.

— Лезьте сюда. Тихо только! — шикнул Ванька. Борис, не раздумывая, нырнул в машину и потащил за собой друга.

Места внутри хватало, при желании можно целый поселок разместить, если потесниться, конечно. Под ноги лезли ящики, те самые, в которых привозили все необходимое. И еще другие — огромные, они стояли вертикально под самую крышу. Ребята забились между ящиками и замерли. Борис слышал, как предательски громко стучит сердце, только не мог разобрать чье.

Зажегся свет. Люди принялись легонько чем-то постукивать, возиться и разговаривать своими ужасными голосами — словно тесать топориком по пню или скрипеть железной дверцей сарая. Борька не выдержал и высунул нос между коробками со сливочным печеньем.

Взрослый был страшный. Мальчику показалось, что ходить человеку трудно. С такими ручищами да ножищами вовсе не побегаешь. К тому же лицо взрослого заросло черными волосами по самые уши. Если правду Пашка говорит, и все дети такими вырастут, значит и он, Борька, тоже. Борис чуть не заревел от такой перспективы.

Второй взрослый был пониже, потолще, и голос его подскакивал, как на кочках. У того лицо не обросло, и, пожалуй, даже было веселое. Борька пригляделся и решил: «Может, обойдется».

— Что случилось-то? — проскрипел бородач. — Техосмотр недавно был. Месяц всего по бумагам.

— Вот доверят детей. Экспериментаторы, черт бы их побрал! Посади-ка ее повыше, сюда, к свету, ага.

На пол машины положили… мертвую Марину. Ее принесли вместе с пледом и подвинули под въедливый свет фонаря. Она лежала ничком на полу. Бородач почему-то взял отвертку, и вдруг --">