(Detox just to retox) , (соавтор) - Wrist of the Sun (СИ)

я был где-то повыше.

— Если они решат убить меня, скажешь?

Он кивнул, снова уставившись в свою книгу.

***

Фрэнк однажды приходил ко мне и сказал: «Нет наказания более сурового, чем провести вечность с ними, в этой дыре».

С этим сложно было не согласиться.

Дни сменялись на недели. А они все еще не знали, что делать со мной. Они паниковали. Они боялись Брендона и Йена, которые укатили неизвестно куда.

— Заключение с создателем, — наконец восторженно произнесла Джорджиана, сидя напротив меня в мрачных апартаментах, ставших мне временной тюрьмой.

— Заключение с создателем?

Я посмотрел то на неё, то на Элиота. Они были серьезны. Они собирались оставить меня в этой дыре навечно, привязав к Даллону как утопающего к камню. Я не хотел возвращаться туда снова. В мою старую жизнь, из которой я так отчаянно пытался выбраться.

Они хотели сделать меня кем-то вроде Фрэнка, только не пускать по кругу как баночку с кровавым соком.

После того, как они оставили меня снова на несколько дней, прозябать в моей темнице, мне было уже все равно. Все что угодно, лишь бы вырваться, наконец, отсюда.

Я не мог перестать думать о Брендоне. О том, что он чувствовал в тот момент, когда я вырубил его, когда связал, когда уничтожал капля за каплей. Мы оба были на грани, но что если бы я ее перешел. Было бы мне легче, если бы я думал, что его больше нет, или эта мысль убила бы меня куда сильнее, чем мысль о пожизненном заключении?

Я ослаб. Они не давали мне крови почти две недели. Они ждали, когда я стану беззащитным и не буду сопротивляться.

После этого я знал, что произойдет. Снова лицемерные клятвы, слова о преданности «культу» о нашей взаимной любви и поддержке. Все это ложь. Все это лишь пафос. Способ удерживать нас вместе. Ничто из этого больше не работало для меня.

Он сжал мою руку в своей. Я казался самому себе таким беспомощным, потому что ничего не мог сделать. Моя рука была безвольной массой, а его твердым кремнем. И это была некая аллегория того, что мы теперь будем представлять под собой.

Огонь позади меня отражался в его светло-голубых глаза. Тишина леса была почти невыносима. Я ненавидел теперь это место. Это было нашим с Брендоном местом, где он дал мне уверенность, где он заставлял меня перестать их бояться. И в один миг они просто все это перечеркнули. Заставили меня стоять там перед ними и клясться в том, что я больше никогда не посмею их предать.

— Со смирением я вручаю тебе свою душу, — кто бы ни придумал эти слова тысячу лет назад, я ненавидел этого вампира. Каждое слово теперь звучало неестественно, ненатурально. Слишком много пафоса для тех, кто не испытывает чувств.

— Я принимаю твой дар и вновь открываю для тебя моё сердце.

Его улыбка была улыбкой победителя. Он знал, что рано или поздно я ошибусь, что рано или поздно мне придется вернуться к нему. Я снова был заключенным. Он снова управлял мной.

Никто из них не видел, как сильно я ненавидел всё это. Никто из них не представлял, что просыпалось внутри меня. Был лишь один человек, и он теперь был, возможно, на другом конце света. Все это злило меня, и я хотел лишь одного — сбежать, но, в конце концов, я все еще был там, в том лесу, и стоял напротив человека, которого ненавидел всем сердцем, в окружении чудовищ, что забрали у меня все, что только можно забрать. И я думал о мальчике, что забрался в мой дом несколько месяцев назад. И я очень надеялся, что однажды этот мальчик умрет в возрасте семидесяти лет, где-нибудь в Австралии, от естественной смерти. Иначе все тогда это было просто зря.

Потом у меня начался озноб от холодного Питтсбургского ветра, и я съежился, желая, наконец, уйти оттуда. И только тогда я понял, как я ненавижу холод. Поскорее бы наступила весна, и вышло солнце, потому что теперь мое тело научилось ощущать температуру.

--">