Елена Владимировна Клещенко - Еще восемь веков

— Да, здесь начинается моя отсебятина. Я предположил, что Странники подобрали варианты генов, которые мы утратили, когда наш вид проходил через «бутылочное горлышко». Решили, что нам без них жизнь будет не мила, и прислали в подарочной упаковке. Возможно, это были зиготы погибших кроманьонцев, но скорее — искусственные конструкты. Кстати, это могло предназначаться и не нам. Вдруг мы вскрыли подарок для саракшианцев, который они должны были найти, когда выйдут в космос…

— Э, нет, подарок наш! — воскликнул Макмэхон. — Это был канун земного Нового года!

Андрей хмыкнул, давая понять, что оценил шутку. Но кто знает наверняка, подумал Макмэхон. В чем сильны Странники, так это в управлении событиями, которые менее развитые расы называют случайными…

— И что дальше? Ваши потомки станут новыми люденами?

— Наши потомки, Лемюэл. Наши. Помните задачку про шахматную доску и зернышки? У вас двое родителей, четверо дедушек и бабушек, восемь прабабушек и прадедушек. Лет через восемьсот каждый землянин будет потомком «подкидыша». И обратно, каждый из них будет потомком всех ныне живущих землян, кто оставит детей. Судя по тому, что мы знаем о Странниках, помощь, рассчитанная на сорок пять тысяч лет и еще восемь веков, вполне в их стиле. И тогда понятно про детонаторы — помните, артефакты, что нашли рядом с инкубатором. Насколько я знаю, исчезли детонаторы или умерших «подкидышей», или тех, у кого есть внук или не менее двух детей.

— Но ведь детонатор Корнея исчез уже лет пять как… Вы не знали?

Не знал. По лицу математика Яшмаа это было видно отчетливо.

— Андрей, так что это за гены? — спросил Макмэхон. — Вы говорите именно о помощи…

— Что за гены. По отдельности — ничего особенного. Некоторые повышают интуицию, эмпатию, умение вычленять семантику мельчайших знаков — не просто так шесть из тринадцати в профпоказаниях имеют зоологию и ладят со всякими зверушками. Интереснее, что со временем дадут комбинации генов. Можно на ваш экран?.. Мы не Странники, мы плохо умеем считать на таких временных расстояниях, да еще троих из тринадцати мы снова потеряли… Вот так как-то.

Радужные круги, лучащиеся надписями, лабиринты регуляторных цепей, столбцы и строчки аминокислотных последовательностей… Макмэхон промотал к резюме, прочитал его, потом еще раз.

— Вы думаете, это… Вы в это верите?

— Пусть машина думает, ее для этого строили, — Андрей прищурился и стал очень похож на Корнея. — А у машины получается, что в итоге всех событий на уровне генома нынешние вершины науки — многомерная алгебра, построение П-абстракций — могут стать обыденным навыком. Звучит выспренно. Но, знаете, членораздельная речь тоже когда-то была непростым занятием и уделом немногих, самых упорных, а теперь дети учатся говорить так же естественно, как растут. Генокопия. Ну как вам?

Макмэхон восхитился, вполне искренне. Андрей обрадовался, тоже вполне искренне. Но было видно, что ему уже не до науки. Он вертел в руках свой инфокристалл, кусал губы и наконец решился.

— Лемюэл, я, собственно, и пришел к вам, как к психотерапевту. Когда я улетал, я плохо попрощался с отцом. Хотел его обидеть и обидел. Но я только сейчас понял, какой был скотиной. Салли и я — мы перед отлетом решили не говорить родителям, мама бы вообразила, что нас убьют, раз мы оставляем на Земле зародыш… Я не подумал, это же всего одна клетка… о черт, Лемюэл, мне нужен ваш совет. Понимаете…

Макмэхон понял.

2012