Елена Владимировна Гуйда - Кель. Год Стального Ястреба

За что?

Она пожала плечами:

- А за что их любить? Заносчивые высокомерные твари.

В ее словах было столько ненависти, что я поперхнулся своим возмущением. Понял, что скажу хоть слово в защиту ненавистных ей колдунов и больше не увижу ее. Потому смолчал. Трусливо смолчал, боясь снова остаться в одиночестве.

- Хочешь тэрхи?

Я кивнул. Просто потому, что не хотел ее отпускать. Я готов был пить горячий, горький и резко пряный тэрхи, только чтобы быть рядом с ней. Той, которая не смотрела на меня, как на пыль. Хотя бы сейчас. Пока так сложно найти твердую почву под ногами.

- Тогда я покажу тебе, где продают лучший терхи в столице, – весело сказала она и легко спрыгнула на балкончик, чуть выступающий из-под крыши. – Ну, что стоишь? Идем.

И я пошел за ней. Даже не зная, что именно в этот день река моей жизни прокладывает новое русло.

Глава 2

- Я поступаю в военную академию, – коротко сказал я, обращаясь к спине отца, сидящего с бокалом вина в своем кабинете.

В его, всегда чистом и светлом кабинете, сейчас царил полумрак, разрываемый только одиноким язычком пламени, танцующем на фитиле свечи. В воздухе стоял кислый запах вина.

Отец пил. Просто запивал досаду за недоразумение, которым боги имели великодушие наградить его, потомка нескольких поколений сильнейших колдунов.

- Откуда такое решение? – спросил он устало, и я снова почувствовал, как виноват перед ним, перед матерью.

И, наверное, именно поэтому не смог рассказать ему о девушке по имени Сати, которая так ярко и искушающе рассказывала о военной академии, в которую поступила еще в прошлом году. И пусть она не скрывала, как сложно ей было в ней учиться наравне с мужчинами, она была счастлива там.

- Уже сейчас я могу начистить рожу любому, кто косо на меня глянет, – с гордостью говорила она. – А к концу обучения стану настоящим воином.

И даже сейчас, стоя перед отцом и говоря о том, что изменит всю мою жизнь, я улыбался. Перед глазами был не провонявший вином сумрачный кабинет отца, а ее довольная улыбка. А нос щекотал пряный запах терхи.

- Я так хочу, – только и сказал я отцу.

И он кивнул. Наверное, он хотел что-то сказать. Но только вздохнул. И только мой, почти звериный, слух позволил услышать, что это был вздох облегчения. Я не нашел в себе сил подумать об этом. Хотелось скорее убраться их этого дома подальше.

Потому, несмотря на то, что на город уже давно опустились сумерки, а на небо высыпал мелкий жемчуг первых звезд, я собирал вещи. Лихорадочно, быстро. Нужные и ненужные, не желая оставлять здесь даже упоминания о себе. Мать ни разу не зашла ко мне. И этому я был только рад. В ту ночь я чувствовал, как рвутся нити, который связывали меня с родом сильнейший таххарийских колдунов. Как трещит мой, много лет лелеемый, мир. Следовало бы жалеть. Страдать. Или что там положено делать, когда навсегда уходишь из отцовского дома. Понимаешь, что никогда не посмеешь больше первым заговорить с собственными родителями. И возможно они даже пройдут мимо, встретив тебя на улице, чтобы не марать себя разговором с простым человеком.

И все же чудилось, что это не треск разваливающегося на части мира, а так лопается скорлупа, что прятала от меня мир. И пусть он был другим. В нем не стояло колдовство на первом месте. И все же он тоже был необыкновенным. Особенным. И пах он приключениями, тэрхи и мятными леденцами.

Я ушел с рассветом. Никто не вышел меня проводить. Никто не выглянул в окно. Не сказал и слова напутствия. Словно и не было меня. Словно и не называл никто молодым господином, дорогим сыном, любимым братом… Больно? Больно. Но это была та боль, которая заставляет не просто идти, бежать вперед.

К военной академии я прибыл к полудню.

Тяжелые ворота из таххарийского дуба, окованные железом, были закрыты, оставив лишь небольшую калитку с маленьким окошком. В нее я и попробовал пройти. Именно попробовал. Потому как едва переступил высокий порожек, как получил удар под дых такой силы, что воздух разом вылетел из легких, и я рухнул на колени прямо в пыль.

- Кто? – раздался голос над головой.

- А ты? – едва сделав вдох, спросил я.

- Не дорос вопросы задавать. Кто?

От удара ногой в живот я увернулся каким-то немыслимым способом. И тут же встал, чтобы если не обороняться, то хоть уворачиваться от ударов. Но их не последовало. И все же я не спешил расслабляться. Подумал только, встречали ли здесь Сати так же?

- Зачем ты здесь, --">