Александр Юрьевич Киров - Другие лошади

нашел клад?» – интересуюсь я. «Ну вот, – говорит, – ты и завелся»…

На этом месте Верочка вскрикнула.

К лобовому стеклу прильнуло чье-то лицо.

– Василий Иваныч, ети мать, – выдохнул Штейн и впустил «подростка» в машину…

– Остановка! – милостиво возвестил Василий Иваныч.

Штейн, Верочка и Ленька вышли из машины и встали на окраине заброшенной деревни.

– Философская, – хмыкнул Василий Иваныч, закуривая папироску.

– Чет с философией того… не того… – отдуваясь, махнул рукой Штейн.

– Деревня Философская.

– А? – не поняла Верочка.

– Деревня. Называется – Философская! – терпеливо, словно детям, объяснил своим спутникам Василий Иваныч. – Раньше была – Филосовская. Одну букву перепутали в доку́ментах. Стала – Философская…

Ленька, не обремененный дорожным скарбом, бродил вдоль по главной, единственной и безнадежно заросшей улице…

– Почтовая станция здеся имелась, – продолжал комментировать Василий Иваныч. – Лошадей тута меняли. Извозчики стояли, значит.

– Когда это было-то? – поинтересовался Штейн.

– В позатом веке, – мимоходом обронил Василий Иваныч и продолжил: – Случай тут однажды произошел. Вам интересно будет. Ехал немец с казной…

– Мама! Папа! Дядя Вася! – неожиданно заорал Ленька.

Взрослые кинулись к мальчику и обомлели. В зарослях чертополоха посреди деревни стоял старый, но крепкий и, судя по всему, жилой дом. Впечатление усиливалось тем, что крыша его была увенчана деревянным, потемневшим от времени куполом.

– Кумпол. Под кумполом домик. Заходить туда не надобно, – скорбно возвестил Василий Иваныч.

– Слышь, Вася, – подумав, начал Штейн. – Времени шесть. До Руси мы сегодня точно не доберемся. В темноте по лесу идти… С ребенком…

– Мне что, – пожал плечами Василий Иваныч. – Ночеваем. Располагайтеся. Я пока до речки смотаюсь. Посмотрю.

Дом был крепок, но пуст.

Скорее всего, он перестал быть часовней еще до того, как оказался покинут своими жильцами. Никаких предметов церковной утвари в нем не было и в помине. Зато посреди единственной комнаты стоял крепкий стол и несколько свежих табуретов. Окна не то дома, не то часовни были расположены выше человеческого роста. До потолка здесь было, как успел заметить Штейн, метра три с половиной.

Осмотрев нехитрый интерьер, Ленька отправился гулять дальше, прошел вдоль деревни и оказался у развилки. В кустах увидел останки дорожного столба. Пробравшись сквозь бурьян, без труда отодрал табличку. Надпись на ней от времени стерлась. Но какие-то буквы вполне можно было различить: «С…н…к…»

– Давай пожрем, что ли, еще, пока этот придурок на речку бегает, – предложил Штейн жене, имея в виду Василия Иваныча. – Кормить его каждый раз…

Верочка кивнула и пошла на улицу: за продуктами и за Ленькой. По пути она обвела бдительным оком окрестности в поисках Василия Иваныча, которого Штейны из «подростка» прочно переименовали в «придурка», но не увидела никого. Ленька тоже нашелся не сразу. Искусанный комарами, он примчался откуда-то, держа в руках табличку.

– Где был? – хмуро поинтересовалась мать, вытаскивая из «Джипа» термос, более напоминающий ведро.

– Гулял. Смотри че нашел…

Мать отмахнулась.

Однако отец оказался более внимателен к находке.

– С…н…к… – ни фига не видно. Слушай, у меня же лупа в машине лежит. Мощная! Специально взял.

– Сначала ужин, – веско произнесла Верочка.

– Я чего… Я ничего… Ваське меньше достанется.

Но Васька во время ужина так и не появился.

Чай с бутербродами рубали в полном молчании. Штейну не терпелось лучше рассмотреть табличку, найденную сыном. Ленька поддерживал отца. Верочка думала, как ей все это осточертело.

– Все. Спасибо! – возвестил Штейн и ринулся на улицу.

Ленька помчался следом.

– Лупа… – Штейн хотел что-то добавить, но оглянулся на сына и крякнул. – Вот же она! Давай… Погоди… Свет включу…

Ленька наклонился к табличке и задышал отцу в ухо.

– Че-то проглядывается… Соты… Не… Сото…

Верочка, подошедшая к машине, чтобы сложить в багаж пакеты, тоже наклонилась над артефактом, но тут же отпрянула…

– Ты чего? – хором вскрикнули отец и сын.

– Сотонинска, – выдохнула Верочка и вдруг заплакала.

– Ну урррод! – завопил Штейн и сжал кулаки. – Ну задам я ему… Философская… Филосовская… Куда завез…

– А она Философская и есть, – раздался за спиной у Штейнов виноватый голосок, отчего все трое подпрыгнули и завопили: – Ой!.. --">