Сергей Сергеевич Майданюк - Природный суд (СИ)

пол, пепел, яркий солнечный свет в окне. Осмотреть самого себя не представлялось возможным: любое движение тут же отзывалось очередным всплеском боли, вот Огюст и перестал шевелиться.

- Выбрался, блин, - злобно сетовал на происходящее арестант. - Выбил дверь, вылез, обманул спасателей. А на деле прикован к полу, как старик. Видели бы меня кореша, не было бы больше у меня корешей.

Замолчал.

Снаружи снова ничего не было слышно. Да не может такого быть, должны были хоть... хоть птицы какие-нибудь остаться, деревья шуметь, всё равно потолок рухнул, должно хоть что-то доноситься с улиц! Но не доносилось.

Сипари закричал, да так, что эхо потом еще несколько секунд разносило по углам его голос.

- Неужели действительно никого не осталось? Я один?

И снова крикнул. Отозвалось лишь эхо.

- Я один, - подытожил арестант, глотая слюну. В горле вновь пересохло.

И тишина. Лишь ветер иногда пронесётся где-то вдалеке.

- Я не был таким уж и паршивым человеком. Вроде бы. Ну, да, любил выпить и покутить с друзьями. А кто этого не любит? Всё всегда же нормально заканчивалось. И сейчас всё закончится так же!

Огюст попытался встать, но тут же свалился обратно с новым припадком. От этой бравой попытки лишь заныли ожоги, да дыхание спёрло.

- Сколько ещё здесь можно протянуть? Если с дождём мне ещё везёт, то для утоления голода мне самого себя жрать?

Пауза.

- Хорошо тем, кто был во время извержения на поверхности, они быстро померли. А мне сидеть приходится в маленькой камере, в которой даже в полный рост не встанешь! Без еды, воды и туалета! В дальние углы камеры уже не сунуться от стоящей там вони. Остальные эту вонь по-любому не чувствовали, сразу откинулись!

Пауза.

- А мои кореша? Им наверняка ещё больше повезло. Если не спаслись, то их накрыло в пьяном сне, без сознания, они даже ничего не почувствовали. Сволочи, гады!

Пауза.

- Чёрт, да за мной же никто не придёт! Увидят спаленный к чертям город, если повезёт, то слегка походят по его развалинам и уйдут! Зачем им спускаться в дебри тюрьмы и вытаскивать тех, кто изначально был обречён судом? Тем более, если все ходы-выходы завалены? А они обязательно завалены, чтоб мне когда-нибудь в чём-либо серьёзном повезло!

Пауза.

- Да и как они сюда подойдут? Весь город должен быть покрыт горячей лавой, как они подступятся по ней? Это конец.

Снаружи пронёсся лёгкий ветерок, и вновь воцарилась абсолютная тишина.

- Господи, за что ты так со мной? - в голосе появился надрыв. - Я обычный ничем не примечательный разнорабочий. Иногда трюмы разгружаю, иногда рыбу ловлю, по вечерам зависаю с приятелями и портвейном. Самый обычный человек. Грешен был, признаю, не идеален. Но сомневаюсь, что был настолько злостным нарушителем твоих законов. Да и если я был тебе неугоден, то для чего ты запер меня здесь? Сомневаюсь, что я был, а тем более стану важной шишкой. Мне уже поздно думать о своих грехах, а возможности предостеречь от них других людей у меня всё равно уже не будет. Зачем ты меня сохранил здесь?

Пауза.

- И вообще: единственным самым большим моим грехом была выпивка. Всё! Сколько ещё пьяниц помимо меня на этом острове? Тысячи? А в мире? Да ещё больше! Почему именно я, почему?!

По телу прокатилась очередная волна боли. Терпеть уже не было сил, Сипари тихо застонал.

А Солнце продолжало светить, что есть яркости.

Чёртов несправедливый мир. Огюст знал, что было множество людей, гораздо более плохих, более лучших, чем он сам. У судьбы паршивое чувство юмора, раз она даровала испытание самому бесполезному со всех точек зрения человеку такое испытание. Он же обычный ничем не примечательный разнорабочий, чего он сможет добиться?

- Клянусь тебе! Клянусь тебе, слышишь? Если я выберусь отсюда, то никогда в жизни больше пить не буду! Ты меня слышал?!

Ему показалось, что услышал.

Больше Огюст ничего внятного не говорил, только шепеляво шептал себе под нос просьбы о спасении. Один раз, забыв о своей боли, вскочил на колени и принялся яростно колотить по сделанной ранее вмятине, но достаточно быстро рухнул совсем без сил, да так и остался лежать. Из глаз текли слёзы.