Сергей Дмитриевич Сазонов (Митрич) - Остров Дождей

мёдом намазано. Эти, бывает, собираются на Острове пачками, устраивая что-то вроде слёта. Я узнаю поэтов по горящим далеко за полночь окнам их номеров. Наш остров вдохновляет их. «Золотые-багряные-трепещущие-опавшие листья, разлука-тоска-дожди», — каждый вечер звучит у камина. Иногда мне кажется, все они родом из Осени.

Отдыхающие дамы всеми силами показывают, что жить не могут без экзотики здешних мест. Но, на мой взгляд, их больше интересует наш повар — колоритный и любвеобильный армянин. Своего рода тоже экзотика.

Из нынешнего заезда меня больше беспокоит импульсивный молодой человек. Этот переживает разрыв с девушкой. Почему я знаю? В его возрасте просто невозможно не поделиться этим. А дома пострадать было нельзя, обязательно надо ехать к чёрту на кулички. Как бы не оказался психом. Приезжают к нам и такие. Моя задача за ними приглядывать. Нет, я не доктор, просто живу в этом корпусе, а не с наркоманами. Если случится обострение у подобного, я должен сразу доложить Наталье Леонидовне. Она настоящий врач, сделает укольчик. Но, депрессия штука тяжёлая. В башку каждому не влезешь. Опять же погода здешняя угнетает. Тут здоровому как бы с ума не сойти. Вот их и тянет на скалу Прыгунов. Есть у нас такая. Место красивое до жути. Отвесный утёс выступает в море, внизу, по линии прибоя острые камни. Не было года, чтобы со скалы кто-нибудь не спикировал. Предупреждай, запрещай ходить туда, всё равно прутся, особенно как узнают. Быть здесь и не посмотреть?

Короче, отдыхающих здесь я отказываюсь понимать. Любование местными красотами хватает ровно на неделю, а то и меньше того. Потом начинает доставать дождь. Он не может не доставать, если идёт каждый божий день. Каждый! Какое-то божье наказанье. Я думаю, что над нами та самая дыра, через которую Господь устроил потоп. Её плохо прикрыли, вот и льёт постоянно. Как я мог раньше любить дождь? Всё хорошо в меру. За год он меня уже доконал. Иногда мне кажется, что следующим прыгуном с нашей замечательной скалы буду именно я.

Геннадий Ильич называет дождь слезами господними.

— Это он плачет о детях Иова, — поясняет он, перехватывая мой недоумённый взгляд.

— Какого Иова? — сразу не понимаю я, — Того самого, что жил на этом острове? Чья часовня тут стоит?

— Нет, — вздыхает Геннадий Ильич, — не этого.

Весь вид его — немой укор мне дремучему.

— Я имел в виду библейского Иова, — говорит он.

— И что же такого набедокурил этот Иов? Если сам Господь плачет о нём? — подталкиваю к рассказу собеседника.

Сам-то я не верю библейским сказкам, интересно слушать моего перманентного шахматного соперника. Он иногда высказывает неординарные суждения по, казалось бы, не вызывающим сомнения вопросам. Уловка удалась, Геннадий Ильич оживляется:

— Не о нём, о детях его, — поправляет меня Геннадий Ильич, — Сам Иов жил просто замечательно, имел большую семью, был богат и, тем не менее (заметь!), помогал страждущим. Он считался праведником. Бог-Отец частенько ставил Иова в пример. Правду говорят: «Не высовывайся». Дьяволу надоело слышать похвалы праведнику, он и подначил Бога-Отца, мол, богатому, да счастливому Иову благочестивым быть легко. «А ну, как остаться таким в горе и нищете?» Поведясь на спор, Бог-отец разрешил разорить Иова, заставить страдать от болезней и голода, погубить семью его. И это ради спора! — распаляется Геннадий Ильич, — Чтобы просто испытать праведника! Ты подумай! Убить двенадцать детей, от вполне взрослых, до малышей! Лишь бы кому-то что-то доказать?!

— Да, ладно, — искренне не верю я.

— Читай первоисточники, — строит назидательную мину Геннадий Ильич, — Читай, там всё написано. Загубленных детей Иова и оплакивает Господь. Так, что здешние дожди очистительные.

Гляжу на него — вроде серьёзный человек, глава крупной корпорации, а несёт невесть что. Он и вправду верит в это?

— Праведниками всегда были единицы, — глядя поверх меня, продолжает разглагольствовать Геннадий Ильич, — Никакая религия, никакой прогресс не доведёт человечество до совершенства. Закон корыта.

— Какого корыта? — опять не понимаю я.

— Из которого жрут. Его на всех не хватает. В мире работает лишь один закон — чем ближе к корыту, тем агрессивнее. И так было во все времена. Честность — удел избранных, святых. — Затем он переводит взгляд на меня, — Знаешь, слово «честность» своим корнем имеет слово «честь». А последнее у нас лет сто не в почёте. --">