Владимир Гордеев - Ставки сделаны, ставок больше нет (СИ)

я видел его в вместе с пожилой женщиной, по видимому мамой, в коридоре. Та разговаривала о чём то с врачом, а он с безучастным видом стоял рядом с ней, зажав между ног огромный, доверху чем то набитый китайский баул. Я ещё подумал тогда, чего он туда мог столько напихать? С такой сумкой в пору на необитаемый остров высаживаться или куда-нибудь на арктическую зимовку заезжать.

Рассмотрев как следует содержимое шкафа и не найдя ничего для себя интересного он мельком взглянув на меня стал что то разглядывать в окне. Судя по его вполне дружелюбному взгляду я заметил что он был не прочь со мной о чём-нибудь поболтать, но не знал о чём и как начать разговор. - Что куда тебя положили то, в какую палату? - спросил я. - В девятую - оживился парень. - У тебя МЛУ? - продолжил я диалог, пытаясь его разговорить. - Да хрен его знает. Эти врачи сами понять не хрена не могут. На Вихоревке сначала четыре года таблетками пичкали, потом оказалось что не оттого лечили. У меня оказывается какие то лимфоузлы поражены, теперь новое что то назначить хотят. Херня это всё! - Что всё? - спросил я.

По моему новому знакомому было заметно, что поболтать он любил. Глаза его заблестели, закинув ногу на ногу, деловито постукивая пальцами о стол Мурашёв продолжил. - Да всё лечение это ихнее. Фигня это главное вот здесь. Постучал он себя костлявым пальцем по голове. - Главное не заморачиваться, как себя настроишь, так и будет. Насмотрелся я в лагере достаточно. Живёт пацан всё нормально не запаривается, потом хоп начинает об этой сраной чахотке думать больше чем надо, накубатурит сам себе, глядишь несколько дней и выносят. Сначала к стенке отвернётся, разговаривать перестаёт, потом хавать, потом в туалет ходить, потом глядишь памерсы и всё. До свидания кореша в шкатулку. Видел я одного штрибана, у него глаз лопнул. - Как это лопнул? - удивился я . - Вот так лопнул! Кубатурил, кубатурил и до того докубатурил что от напряжения глаз с начало покраснел потом лопнул. Да! Подумал я, похоже, что приврать то он любит, хотя всякое бывает в последнее время я уже мало чему удивлялся. Лекарство в моей системе закончилось, выдернув иглу из вены и зажав кровоточащий прокол приготовленной заранее ваткой, я сел, вставил ноги в тапочки, немного посидев, подождал когда прекратится головокружение, и медленно с остановками побрёл по коридору к своей палате.

В палате за время моего двадцатиминутного отсутствия ничего не изменилось. Всё тот же стол с немытыми кружками, чайником и засохшими пряниками, с которого поспешно убежал напуганный мною таракан. Те же грязные шторы, заплёванные от постоянного кашля всех её обитателей туберкулёзной мокротой, те же жёлтые стены.

На одной из трёх стоявших в палате кроватей спал мирно посапывая уголовник по прозвищу Немец, на другой сорока трёх летний умирающий цыган. Немцу было двадцать с небольшим лет. Почему его звали Немец я не знал, фамилия у него была вовсе не немецкая, а самая обыкновенная украинская оканчивающаяся на букву о. Скорее всего к представителям "высшей" арийской нации отношения он никакого не имел, да и родом он был не из Мюнхена или Берлина, а откуда-то из-под Черемхова. Возможно, прозвище это за ним закрепилось, как это часто бывает, после какого-нибудь совершённого им поступка может быть даже в детстве и преследовать теперь его будет возможно до самой смерти.

С цыганом же было всё проще, звали его все цыган, так как он и был чистокровный цыган, со всеми присущими этой национальности особенностями. Болезни его, в большинстве случаев стандартные для этого заведения ВИЧ, вирусный гепатит и туберкулёз, были в крайне запущенной форме. При среднем росте, вес его не превышал сорока килограмм, он около месяца почти ничего не ел и вставал только утром, один раз в сутки, сходить в туалет и оправиться. Цыган никогда не роптал, ни на что ни кому не жаловался, хотя жаловаться было на что, так как после обеда температура у бедняги поднималась до сорока, а кашель и озноб не давали ему покоя ни минуты. К моему сожалению, мне не раз приходилось наблюдать, как в подобных муках умирают люди, глядя же на Стаса, так его звали, удивляться его терпению и выдержки я не переставал, таких как он было мало.

Над его кроватью висели образа Спаса не рукотворного и икона святой блаженной Матрёны московской, которые повесила его жена

--">