Игорь Вальцер (Walzer) - Сказки старого пианино

откровенно, писаной красавицей она никогда не была и относилась к тому типажу женщин, которые неожиданно и некрасиво старели.

По молодости Софья Михайловна была симпатичной, миловидной, яркой, но к моменту того воспоминания Талькова, княгиня уже отчаянно пыталась удержать улетающую прелесть юности.

Но пятилетнему Вадиму мать казалась самой красивой и самой необыкновенной. Так, как и должно было быть.

Он просто сидел за столом в предвкушении земляничного пирога, который так обожал, да поглядывал на маман, которая уже сменила белую шляпку с голубой лентой на соломенную с красным пером.

Потом за окнами послышался цокот копыт и Софья засуетилась.

Бегая туда-сюда по гостиной и впопыхах собирая с пола и дивана шляпы, она сквозь зубы проклинала Глашу, хотя та и не имела и доли вины в этом беспорядке.

После мать убежала, прижимая груду шляпок к груди.

Тальков сполз со стула и подошёл к окну, отдёргивая прозрачную занавеску в сторону: изысканно одетая дама лениво двигала веером около лица, проходя к крыльцу их дома в сопровождении Владимира Ивановича, отца Вадима. Сердце мальчишки радостно забилось в грудной клетке, напоминая игривого воробушка: папа дома, значит, всё хорошо!

А эту мрачную женщину в пышном старомодном платье и с перепудренным лицом, Вадим никогда не любил. Она казалась ему злой.

Быть может, на злость её и были причины, да только откуда о них могло было быть известно мальчишке?

Процессия вошла в дом и Вадим с предвкушением уставился на дверь, закусив губу.

Сердце, казалось, колотилось в горле от нарастающего волнения. Кровь хлынула к лицу и дыхание участилось.

Дверь распахнулась и в комнату вошёл отец, счастливо улыбаясь своему сыну.

Вадим громко и счастливо вскричал, бросаясь к Владимиру и обнимая его за ноги. Приехал! Наконец-то!

Теперь они будут играть с солдатиками и лепить из пластилина самолёты! Всё, как оно и было!

— Мамаша, убери мальца! — вдруг раздался суровый и грубый голос, который никак не мог принадлежать отцу.

Мираж растаял.

Огромная комната, украшенная мрамором и позолотой, сменилась на холодное помещение с ободранными обоями.

Вадим поднял взгляд вверх и увидел большое злобное лицо усатого мужчины. Тот сжал зубы и толкнул мальчишку ногой, отдирая от себя.

Мать, лохматая и болезненная, с рыданиями закрыла мальчика собой. На ней было не шёлковое синее платье, а пожелтевшая от старости простенькая сорочка.

— Не трогайте его, прошу вас! — взмолилась она.

— Чёртовы буржуи! — грозно произнёс один из мужчин с оружием.

Дальше мальчик ничего не помнил. Только то, как эти люди заставили мать натянуть своё старое шерстяное платье, а после вывели, будто преступницу, из квартиры.

— Мама скоро вернётся, — обернувшись, зарёванная Софья постаралась улыбнуться, когда её уже подводили к порогу, — свет мой, не плачь! Мы очень скоро увидимся!

— А ну пошла! — рявкнул тот усатый и толкнул женщину ружьём в плечо.

Оставшись в одиночестве, мальчишка дрожащей рукой отвёл в сторону грязную шторину. Его мать усаживали в автомобиль, а она всё рыдала и рыдала… Безмолвно.

И тогда маленький Вадим тоже заплакал.

В дверь настойчиво постучали.

Тальков проморгался и тряхнул головой, возвращаясь в своё «настоящее».

Порывисто поднявшись, он прошёл к двери и медленно приоткрыл её.

На пороге стоял его давний товарищ Стёпа Щеглов. Выглядел он,

--">