Михаил Литов - Иное состояние (СИ)

окурок и нежно, хотя и украдкой, дымил. И ничего иного мне не оставалось, как представлять собой некую общую, в известном смысле абсолютную реальность, в силу которой те изменчивые, постоянно сменяющие друг друга реальности удерживались все же в определенном единстве. Я был словно само постоянство, и одно это служило делу наведения задушевного, гуманного порядка в уголке города, который я в ту или иную минуту облюбовывал, некоторым образом возделывал. Я словно обустраивал содержания чрезвычайных понятий, каковы атмосфера доброжелательства, благоприятные условия и т. п., и в то же время заботливо складывал эти содержания, суммировал едва ли не в исполинскую гармонию; в иные мгновения все это поднималось светло сверкавшей сферой над пространствами моего воображения, как ухоженными, так и остающимися еще нетронутыми. Беда только, что теперь не вглядываться мне приходилось, а то и дело озираться, вертеть головой, вытягивать шею, очень уж я закрутился, слишком въелся в эту мной ли выдуманную - мной ли, а? - затею поиска достижений каких-то в общежительстве. Ловил я, между прочим, порой на себе чьи-то пытливые или, так сказать, испытующие взгляды, может быть, зовущие, а то и привлекающие к ответственности, но в основном это были взгляды быстрые, тут же прячущиеся, практически скрытые, в общем, не те, чтобы я успел подумать о возможном общении или даже тесном сосуществовании.

Не буду, во всяком случае пока, много говорить о нашем городе, он хорош и хорошо известен, скажу одно: за последние годы он изрядно посвежел и приобрел дивную красоту, хотя, правда, все же еще лишь фрагментарную, разбросанную там и сям. Приобретения подобного рода мне важно было учитывать даже и в самое темное время моего обособления. Стране полагается жить славно, пароходы должны изящно скользить по глади рек, ракетам следует летать далеко и высоко, дома нужно строить с выдумкой и вкусом, а в музеях полезно хранить и накапливать неслыханные художественные сокровища. Может быть, меня потому вот так, с отрывом от чтения, от домашнего уюта и удобств обеспеченной всем необходимым жизни, выбросило на улицу, что я чересчур остро пережил момент недоумения перед лицом нашей нынешней литературы. Неприятно было убедиться, что она далеко не так хороша, как хороши предъявляемые мной требования и как, собственно говоря, хороши созданные для ее произрастания условия. Эти условия, исполненные свободы, великолепного скольжения и летания (речь о пароходах и ракетах), массового возведения изумительных зданий, эти условия новообретенной красоты обязывают ее соответствовать и шаг за шагом подниматься на все более высокий уровень. Она же, как тот среднестатистический человек, который, невзирая на технический и нравственный прогресс общества, все еще остается человеком немножко пещерным, недалеким и скудным, слаба, рыхла, пишется словно бы по-детски, ученически и в подражание далеким образцам, которые для нас, живущих самобытным укладом, никак не могут служить верным и к чему-либо обязывающим примером. Так вот, отпрыгнув, оттолкнувшись от этой сомнительной, а в известном смысле и пакостной литературы, я, естественно, с жаром сосредоточил внимание на новой, творимой прямо перед глазами красоте города, отыскивая ее по разным углам и пытаясь силой ума собрать в одно целое.

Но главным образом меня интересовали все же люди. Не упомянутый среднестатистический человек, этот условный субъект, которого теоретики то возводят в перл творения, то опускают на самое дно всяческого мрака и ужаса, а в конечном счете упрекают за то, что он-де не поспевает за их плодотворными выкладками, светлыми идеями и радужными мечтаниями. Я и сам ведь, в сущности, такой среднестатистический господин, да и впрямь, что я, если не то всего лишь, что, будучи Кронидом Петровичем Кругловым, ничего выразительного, яркого, кроме этого тяжелым бременем придавившего меня имени, не имею. Ну, еще скромность. Скромностью я владею сполна, скромность, если вдруг приходит година каких-нибудь ущемлений и мытарств, уподобляется отверстой ране. Но вот если пропустить меня через поэтическую, философско-художественную мясорубку или взять с высоты теоретического рассуждения... Однако пока, опять же, не будем об этом. Нет, меня занимали люди как масса, как целое, как тот, в конечном счете, единый живой организм, который творит на здешней земле всякие дела, в том числе и скверные, и вообще

--">