Александр Геннадьевич Карнишин - Числа и числительные

тот молодым розовым лицом.

Похоже, все же парень, не мужик. Вон, розовый и гладкий какой. И зубы на зависть, как в кино…

Кузьмич потерял зубы на Чукотке. Там работал за неплохие деньги и за хороший стаж. Вроде и питания всегда хватало, и всякие деликатесы вроде икры и красной рыбы — вволю, а зубы пришлось прямо там, на месте, менять на золотые. Можно было пластмассу белую, но пластмасса была слишком уж нестойкая — народ жаловался. Это теперь вон керамику ставят, так она крепче даже обычного зуба.

Денег на желтое хватило, и теперь по улыбке Кузьмича сразу вычисляли «свои». За своего он был и у цыган, и у каких-то кавказцев, сразу пытавшихся заговорить с ним по-своему. Кузьмич хмуро такие разговоры сразу прекращал и молвил сурово:

— По-русски говори!

— Ай, маладец! Правильно! Язык знать надо! — тут же кричали чернявые «свои» с полным ртом «рыжевья». — Где зубы ставил? Э?

— Чукотка.

— Ай, маладец! Земляк! — и даже накидывали «земляку» чуть сверху. «На машину» — смеялись.

А что с машиной? Купил еще по открытке, заработав за долгие полярные ночи. Шестерка была тогда лучшей. Да и сейчас среди тех, что с ручной коробкой передач — не худшая. И надежность опять же. Все, что могло поломаться, ломалось в первый год эксплуатации, пока была гарантия. А потом уж Кузьмич и сам мог, где приварить, а где и просто на проволоку посадить. Машина ходит, кресла не дырявые, пороги не проржавели. Чего еще надо?

— Говори точнее, куда везти. Я так не умею — на любой.

— Ну, давай тогда… Давай на самый дальний, что ли. Вот отсюда, какой самый дальний — туда и давай, — широко улыбался пассажир.

Обкуренный, что ли? Или еще что… А хотя — какая разница? Слева под сиденьем у Кузьмича лежала большая отвертка. А под левой ногой — монтировка. Он давно никого не боялся и опасался только за машину. Купить новую даже на свою не саму маленькую пенсию он бы уже просто не смог. А залезать в кредиты не считал возможным при своем возрасте.

На дальний? Это значит, на Савеловский, если ехать правой стороной. Раз о цене не спрашивает, значит, заплатит, сколько скажешь. Ну, поехали тогда.

— А что такой хмурый? — скалился пассажир.

— Чего?

— Ну, недовольный вы какой-то. Случилось что? Или просто так?

— Просто так, — процедил Кузьмич.

— Или здоровье? — не унимался пассажир. — Почки и печень? Или спина? Угадал? Спина, да? Это от вождения.

— От старости это, — буркнул недовольно.

— Да какая же старость в шестьдесят? В шестьдесят только жизнь начинается! Свобода, воля и покой. И никаких обязанностей.

— Шестьдесят пять! — выпрямился гордо Кузьмич.

Все-таки еще нормально выглядит, раз меньше дают. Да и не забывает рекомендаций врача, соблюдает режим и порядок, бреется регулярно и в парикмахерскую — раз в месяц, как по расписанию. Хотя, да — глянул он в зеркальце — седина не молодит.

— Шестьдесят пять! — уважительно присвистнул молодой. — Хотел бы я вот так, как вы, в шестьдесят пять-то!

— Все еще будет. И шестьдесят пять — будет.

— Правда? — обрадовался чему-то пассажир и даже засмеялся от радости.

Когда смеются от радости — это совсем другое дело, чем когда от щекотки или просто из вежливости, чтобы начальству потрафить, старый анекдот вдруг вспомнившему.

Нет, все же надо его побыстрее довезти. Нефиг кататься по городу. Вон, поговорить хочет, а Кузьмичу сейчас как-то больше тишина милее. А если побыстрее, то вот сюда… Потом по-во-рот, а тут чуть подрезать под истеричный гудок блестящей свежим лаком «дамской» машинки, свернуть во двор и выехать к арке.

— Ну, вот. Тут три вокзала — выбирай, какой хочешь.

— Да ну? Вот тут — три вокзала? — опять заулыбался пассажир. — Это хорошо. Это просто здорово. Сел — и пое-ехал! — пропел он мелодично, отстегивая ремень и открывая дверцу.

— Э! Э! — очнулся Кузьмич. — А деньги?

— Ах, деньги! — хлопнул себя по лбу, уже выйдя, розовощекий. — Я же обещал! Ну, вот, держи.

И кинул на сиденье черный дешевенький дипломат с обтрепанными до картона углами, хлопнув тут же дверцей и растворяясь в сером потоке куда-то вечно спешащих вокзальных людей.

Бомба!

Кузьмич замер. Сердце дало перебой. Но, вроде, обошлось. И никаких звуков из чемоданчика. И запахов химических. Да нет, не бомба это. Просто денег не было у мужика. Вот и скинул ненужную вещь вместо оплаты. Сколько такая рухлядь может стоить? И куда его теперь? Под инструменты если?

--">