Павел Николаевич Филатов - Досадные мелочи

тихо ответил он. — Но наркотики были в первый и последний раз.

— Это нам известно. А сколько всего раз жене изменяли?

— Слушайте, вам-то какое до всего этого дело? — взорвался Евгений Андреевич. — Это, в конце концов, мое личное дело. Моя личная жизнь. Пускай и не очень нравственная, но вовсе не противозаконная! — Секс с несовершеннолетними и наркотики преступны по законам любой страны.

— Так сколько уже лет прошло? Пять? Семь? Никто мне никаких претензий не высказывал! А тут вы… — Нежданная догадка потрясла Борисова. А что если это и не государственная контора вовсе? Может это орудует банда мошенников или вымогателей, или тех и других вместе? Набрали где-то компромат, и теперь хотят деньги вымогать, под угрозой рассказать все жене, или прессе, что еще хуже.

— Сколько вы хотите? — спросил Борисов. Он, впервые за время в этом кабинете, ощутил уверенность. В конце концов, переговоры всегда были его коньком.

— О чем это вы, Евгений Андреевич? — скептически изогнул бровь Михаил.

— Да все вы прекрасно поняли! — всплеснул руками Борисов. — За ваше молчание, за наше сотрудничество, чтобы вот эти материалы никто больше не увидел.

— Взятку предлагаете?

— Да что вы такое говорите?! Я чту уголовный кодекс до последней запятой. Я веду переговоры, где у вас есть то, что нужно мне, а у меня есть чем за это отплатить. Но, безусловно, я бы никогда и никому не предложил взятку.

— Евгений Андреевич, дорогой, уясните одну простую вещь — я не собираюсь с вами торговаться. Нам не нужны ваши деньги. Мы просто хотим разобраться в определенных деталях вашей жизни, и, поверьте, в ваших же интересах, с нами сотрудничать. — Произносилось это ровным тоном, с вкрадчивыми интонациями от которых у Борисова побежали мурашки. От страха. С разными людьми приходилось общаться Евгению Андреевичу, и худо-бедно в них он разбираться научился. Такие, как этот лощеный красавчик, не шутят.

— Я понял, — пробормотал Борисов.

— Вот и здо̀рово. Тогда повторяю вопрос. Сколько раз вы изменяли жене?

— Точно и не вспомню. — Что за глупый вопрос? Какое он вообще имеет значение, если это не шантажисты? — Какая разница?

— Разница есть, иначе я бы и спрашивать не стал, — серьезно ответил Михаил. — Тридцать два раза вы ей изменяли за двадцать восемь лет совместной жизни. И это только, прошу заметить, с проститутками. Но ведь были и романчики и длинные романы, случайные связи в поездах, гостиницах, на курортах, сотрудницы в офисе, и интрижки с секретаршами. Однажды даже сестру ее, вульгарно выражаясь, трахнуть изволили. Или тоже не припомните?

Это Евгений Андреевич помнил и помнил прекрасно, хотя очень долго старался забыть. Первый год брака, какой-то праздник, Лена перепила и уснула. Борисов остался с ее сестрой, Таней, наедине. Алкоголь, молодость, ночь — все это перемешалось, как в хорошем коктейле, в нужных пропорциях. В ту пору квартирка у Борисовых была маленькая. Единственную комнату заняла спящая жена, поэтому и пришлось заниматься делами амурными в ванной. Таня нагнулась, уперлась руками в стиралку, а довольный Евгений пристроился сзади и довольно неплохо повеселился. В полноценный роман это так и не перелилось, хотя бы потому что нечему было переливаться — чувствами там и не пахло. А через пару месяцев Таня и вовсе переехала в другой город на новую работу, да так навсегда там и осталась.

Вопрос в другом — им-то откуда об этом известно? Ладно Бангкок, это еще можно объяснить. Но в те годы, Борисов еще был никем, чтобы заслужить столь пристальное внимание родного государства. Сам он об этом никому не говорил.

Неужели на Таньку надавили?

Вот уж действительно серьезно ребята за дело взялись, глубоко копают, раз даже это грязное белье нашли.

— Вижу, что помните, — вновь мягко улыбнулся Михаил. — Неужели не стыдно?

— За это — стыдно, — честно признался Борисов.

— Радует, что вы это чувство еще не полностью утратили. Но почему именно за это? Только за это? А как же все остальное?

Михаил смотрел пристально, не отводя глаз. Под его взглядом Борисов чувствовал себя редкой букашкой, которую ученый разглядывает под микроскопом — брезгливо, но с интересом. Или, вероятно, патологоанатом также смотрит на лежащий перед ним препарированный труп, пытаясь установить причину смерти.

Так себе сравнение, только хуже от него стало.

— Кому это вредило? — язык еле ворочался. Хоть бы водички предложили, суки. Самому --">