Иван Константинов - Стальная бабочка, острые крылья…

– Можешь идти? – спросила маска бесполым механическим голосом.

– Могу, – ответила Мириам.

– Машина есть? – маска оглядела комнату, трупы, и снова повернулась к Мириам.

– Да, – ответила Мириам.

– Тогда собирайся, я еду на восток.

Маска отпустила ее плечо, и, казалось, утратила к ней интерес, принявшись обыскивать трупы. Мириам подошла к шкафу. Рывшийся в нем рейдер лежал теперь среди ее одежды – комбинезонов, курток, джинсов, платков – всего того, что носила она в последний год, или оставляли ее постояльцы как плату за ночлег. Теперь все это плавало в крови – рейдер, которому маска отрубила руку, не умер сразу, и она располосовала его крест-накрест. Мириам снова почувствовала слабость в коленях, а затем ее вырвало прямо на труп.

– Хочешь взять что-то отсюда? – маска, сидящая за ее спиной на корточках, подняла пистолет рейдера и стряхнула с него отрубленную кисть.

Мириам не ответила… Словно завороженная, смотрела она на ярко-желтый платок, пропитывающийся кровью у нее на глазах – просто вещь, принадлежавшая ей, одна из многих вещей, которые у нее были…

Которых у нее теперь не было.

– Не хочу. – Мириам встала и сгребла все, что еще лежало на полках и висело в шкафу – пару курток, юбку и свитер. Ее прежняя жизнь закончилась, и ей почти нечего было взять с собой – точно так же, как когда-то в прошлом, полтора года назад.

Бросив вещи на кровать, она завернула их в одеяло и завязала в большой узел. Потом вышла на кухню, ступая между лужами крови, и вынесла оттуда две коробки – с личными вещами и медикаментами.

Маска тем временем разрядила пистолет рейдера и зарядила свой собственный – небольшой черный игольник с широким магазином перед рукоятью.

– Очень хорошо, – сказала она, поймав взгляд Мириам, – у меня как раз закончились заряды.

Глядя, как маска вешает пистолет на пояс и подбирает с пола свой страшный клинок, Мириам внезапно поняла, что перед ней – женщина. Всего на несколько сантиметров выше самой Мириам, худая, узкобедрая, с изящными формами, которые не способен скрыть даже жуткий комбинезон.

– Там есть еще вода и продуктов немного, – Мириам подняла узел, коробки… Смотрела, как маска вытирает лезвие одной из старых рубашек, подобранных в окровавленной куче. Пыль в комнате медленно оседала, но дым от тлеющих пластиковых занавесок все еще висел под потолком.

– Хорошо, бери.

Клинок маски, чистый и блестящий, щелкнул, уходя в длинную рукоять, словно обычный складной нож.

Они вышли во двор. Маска тащила тридцатилитровую бутыль с водой так, будто та ничего не весила, а Мириам волокла за ней свои нехитрые пожитки, дополнившиеся еще одним узлом – с крупой, картошкой и сушеным мясом.

Она остановилась на секунду, и дыхание ее перехватило – может быть, из-за тяжести узлов, а может быть, потому, что двора больше не было.

Пространство перед ее домом было засыпано дымящимися кусками металла, в которых угадывались обломки каров и домиков для гостей. Труба колодца, срезанная у основания будто ножом, смотрела в небо, как дуло орудия.

Рядом с колодцем, прямо на раздавленных остатках другого кара, стоял кар маски – низкая бронированная машина военного типа, выглядевшая так же жутко, как и сама маска, – со множеством отметин на броне, оплавленными защитными щитками и ребристым цилиндром тяжелого излучателя, смотрящего своим слепым зрачком прямо на Мириам.

– Что здесь… – Мириам остановилась около колодца и заглянула в него… Там на глубине десяти метров мерцала вода. Оплавленные края трубы все еще дымились и излучали жар, а в воде отражалось лицо Мириам – маленькое и испуганное, с огромными черными глазами… Точно такое же, каким она увидела его когда-то давно, впервые посмотрев в этот колодец.

Ее тихому островку посреди безумного и страшного мира действительно пришел конец – окончательно и бесповоротно. Опустив узлы в горячую пыль, она наклонилась и сняла с рукояти колонки, лежащей теперь рядом с трубой, маленький колокольчик.

Маска наблюдала за ней, поставив бутыль с водой на броню своей машины.

– Он звенел, когда набирали воду. – Мириам сжала колокольчик в кулаке. – На память…

– Это был разъезд, – сказала