Геннадий Викторович Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения

могила.

Деревня была занята немцами в конце 1941 года. Дом, судя по оставшимся в нем приметам, за три огненных года не раз менял своих хозяев и постепенно разрушался. В результате к концу войны он оказался без пола и дверей. От бывшего сада осталось два чудом выживших дерева.

Сейчас дом восстановлен. Думаю, что он переживет еще не одно поколение, так как построен был весьма добротно. Очень удачно было выбрано для него место – на едва заметном возвышении. В результате, в отличие от соседних близлежащих строений, даже в самую весеннюю распутицу в подполе не бывает воды, что, как известно, высоко ценится сельскими жителями.

Хозяином дома был мой дед – Николай Федорович Матросов, 1881 года рождения, уроженец деревни Муравьево Тверской области. Эту фамилию он получил, вернувшись в родную деревню после долгой флотской службы на Тихом океане. Гражданскую жизнь он начал с того, что женился на Марии Николаевне Басалаевой. За первые десять лет они нажили пятерых детей: двоих сыновей – первого и последнего, и трех дочек, младшая из которых – моя мама Лидия.

Деревенская жизнь, видимо, не очень увлекала деда, много повидавшего за время флотской службы. Он подался на заработки в Петроград, где и прошел вторую после флота школу жизни. Работал сначала в гостинице, а затем в мастерских и на заводе. Дед был человеком сметливым и расчетливым. В период революции пару раз выходил с рабочими на улицы, но после первого же обстрела на Литейном проспекте дело это оставил.

Война 1941 года застала маму, учившуюся в Институте связи, и ее родителей в Ленинграде. Выжили они в блокаду только благодаря поддержке младшего брата Леонида, служившего в то время на охранявшем город эсминце «Славный». На второй год блокады им удалось эвакуироваться. Родители мамы по дороге едва не умерли, однако, приехав в родную тверскую деревню, все трое довольно быстро поднялись.

Я появился на свет божий в деревне Муравьево в начале 1944 года. До войны отец был здешним директором школы и учителем истории. Война произвела его в лейтенанты, и с самого ее начала он более тридцати лет служил офицером в армии.

По рассказам родственников, рождение мое не осталось в деревне незамеченным. Неизвестно по какой причине весь первый год я кричал без перерыва день и ночь, лишив покоя всех родственников и даже соседей. В несколько ослабленном виде эта особенность передалась потом моему сыну. Он тоже за первый год сумел измотать тем же способом всю семью.

В жизни у деда, кроме ленинградской блокады, было еще несколько ситуаций, когда смерть подбиралась к нему совсем близко. Первый раз это случилось во время Русско-японской войны 1905 года, когда он заболел тифом и в безнадежном состоянии был списан на берег. Буквально через месяц его корабль со всей командой затонул в Цусимском сражении, а дед, на удивление врачей, выжил и продолжил службу.

Второй драматический случай произошел с ним вскоре после демобилизации. Во время постройки дома они с шурином тесали бревно, начав с противоположных концов. То ли они были выпивши, то ли, увлекшись работой, не заметили неотвратимо приближающейся встречи в середине бревна, сказать сейчас трудно. Однако встречу эту дед запомнил на всю жизнь, получив шрам от топора шурина прямо по центру головы. Фельдшер сказал, что еще полмиллиметра – и был бы пробит не только череп, но и оболочка мозга, что по тем временам являлось смертельной травмой.

Этими двумя случаями судьба деда напоминает судьбу его дома, также дважды уцелевшего по счастливой случайности от зацепивших его снарядов. И вообще дом был деду под стать. С одной стороны, вроде и не представлял собой ничего особенного, а с другой – оказался крепким и надежным.

Следует упомянуть еще об одном моменте из биографии деда, имевшем для всей его жизни немаловажное значение. Служа в гостинице в качестве посыльного, дед однажды познакомился с ясновидцем, и тот предсказал ему дальнейшую судьбу, причем весьма детально, назвав количество детей, будущую специальность, место работы и проживания. В том числе он определил и продолжительность жизни в семьдесят пять лет.

Поначалу дед не принял это всерьез, но по мере того, как предсказания одно за другим неукоснительно сбывались, не только он, но и все родственники поверили в них безоговорочно. В частности, когда в семьдесят три года у деда случился инфаркт, за его --">