Алексей Александрович Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)

только не хватает?) Почему? Наверное, невеста моя ещё не родилась… Нет, здесь нет не только родственников, но и знакомых… Опасно?.. Я не боюсь… Почему? Так… Нет, не секрет… Серьёзно, не боюсь — и всё!..

— А вообще-то, — закончил Ал, — ищу такое место для работы, чтобы было тихо, чтобы никто не мешал, над головой не топали. Я уже жил так — в здешних горах. Но теперь решил сменить место. Сколько жил? Месяц. Один жил. В брошенном лесничестве. Дом — две комнаты. Даже стёкла в окнах сохранились. В получасе ходьбы медведь жил… В пещере. Нормально… Теперь вот потянуло ещё куда-нибудь… Какое-нибудь тихое место…

— Есть такое место! — на костистом лице профессионального убийцы появилось выражение, которое он бы хотел, чтобы воспринимали как улыбку. — Такое место есть.

— Правда? — восторженно улыбнулся Ал. — Где?

— Тоже в горах. Я как раз туда. Хотите вместе поедем?

— Едем, — взялся за лямки рюкзака Ал.

Селение, по-местному — кишлак, действительно, было в горах, причём, как впоследствии выяснилось, всего в нескольких километрах от границы с соседней республикой, в которой взаимная резня между коммунистами и националистами достигла такого ожесточения, что поражала даже истомлённое воображение газетчиков. Вырезали целые семьи, детей в том числе, только за то, что человек был не свой, пусть даже ни во что не вмешивающимся обывателем.

В горах граница прозрачна, для всякого рода банд — в особенности. Ал про это свойство гор знал и, возможно, никогда бы не согласился поехать к границе так близко, если бы знал, куда его везли… Если бы знал.

Но почему он, казалось бы, опытный и неглупый человек, так легко доверился?..

Из окна машины Ал смотрел на приближающиеся, всё выше вздымающиеся горы и время от времени поглядывал на шофёра, пытаясь понять, почему тот так дорого с них запросил. И почему Джамшед даже не стал торговаться? Почему водитель не хотел ехать в эту сторону?

— Настанет лето — всё выгорит, — обернулся к Алу Джамшед.

— Жаль…

— А сейчас — весна. Красиво.

Трава на склонах была того особенно приятного цвета, который бывает только в горах и притом только ранней весной, когда множество красных маков в предгорьях уже отцвели, а в горах целые поля их издалека кажутся красивыми, как бы в дымке, красноватыми пятнами.

— Жаль — не жаль, — сказал Джамшед, — а сгорит. В этой жизни всем рано или поздно приходится сгорать…

Есть люди, правильней сказать, индивиды, рядом с которыми другие начинают чахнуть, обезволиваться, трава и та, кажется, начинает вянуть. Они, эти индивиды, о насилии, смерти, трупах не просто говорят — разлагающейся плотью они галлюцинируют. Бессознательно. Это их глубинное стремление к смерти как зараза передаётся другим, причём скрыто, как сейчас порой говорят, психоэнергетически. Среди прочего, эта их способность влиять на окружающих проявляется в том, что у оказавшихся рядом отключается критическое мышление, отключается настолько, что жертвы даже не замечают, что уже попали под чужое влияние. Эти убийцы всего живого порой таковыми себя не осознают, потому что это в их подсознании. Они искренне удивляются своему «успеху» и тому, что люди выполняют их желания, часто даже невысказанные. Этих властителей умов можно распознать по всему: по манере держаться и интонациям речи, по выбираемым словам, по мечтам и желаниям, роду занятий, но, прежде всего, по доверчивому поведению оказавшихся с ними рядом. Их, этих индивидов, в разных системах знаний называют по-разному: подавляющими индивидами, антисоциальными личностями, некрофилами. Последнее слово греческое: некрос — мёртвый, филео — любить. Поскольку этот термин уже «занят» другими исследователями, то к более полному определению его содержания мы позднее ещё вернёмся.

— Выгорит. Живого не останется ничего. Всё будет серое и коричневое, как те камни… Мёртвое и серое… И только ночью из-под кустов миндаля будут выползать кобры… Поохотиться. Видите, как много кустов? И под каждым — нора. В этих местах очень много кобр. Вам надо об этом написать.

— В тех горах, откуда я сейчас, — сказал Ал, — кобр не было. Были гюрзы. И гремучие змеи. Но гремучек было мало. Ближайшая жила от меня далеко — шагах в тридцати. Да и то — через ручей.

— Сай гремучке не помеха, — одними губами сказал Джамшед.

Кишлак, к которому они подъехали, теснился в небольшой долине между горами, а нужный дом стоял с краю, от сая (горной речки) метрах в --">