Пол Таф - Как дети добиваются успеха

игрой», разыгрывая развернутые, сложные ролевые сценарии, которые, по мысли изобретателей «Инструментов разума», естественным путем учат детей следовать правилам и регулировать побуждения.

Наблюдая за детьми в комнате, я обнаружил, что неизбежно возвращаюсь мыслями к Эллингтону – крохотному живому существу, которое гулит, пыхтит и хнычет в тридцати милях к северу, в нашей квартирке-студии на Манхэттене. Я твердо знал, что хочу обеспечить ему счастливую, успешную жизнь, но не слишком хорошо представлял, что именно я под этим подразумеваю – что мне или моей жене положено делать, чтобы этого добиться.

И я был не одинок в своей растерянности. Эллингтон ухитрился родиться в весьма сложный и тревожный момент в истории сферы воспитания в Америке. И эта тревожность особенно нарастала в городах, подобных Нью-Йорку, где борьба за места в популярных дошкольных учреждениях уже граничила с гладиаторскими боями.

Экономисты из Калифорнийского университета недавно уподобили это общенациональное состязание за ранние достижения в учебе «крысиным бегам под ковром», и похоже, что с каждым годом эти «крысиные бега» начинаются все раньше и проходят все ожесточеннее.

За два года до рождения Эллингтона сеть образовательных центров Kumon открыла в Нью-Йорке свои первые детские сады, где даже двухлетние дети по утрам были заняты заполнением рабочих тетрадей и выведением в прописях азов буквенной и числовой грамоты. «Три года – это зона наилучшего восприятия, – говорил главный финансист Kumon репортеру New York Times. – Но если ваш ребенок уже выбрался из подгузников и способен посидеть спокойно с нашим инструктором в течение 15 минут, мы все равно возьмем его».

Эллингтону предстояло расти в культуре, насквозь пропитанной идеей, которую можно назвать «когнитивной гипотезой». Это редко выражаемое вслух, но очень распространенное убеждение в том, что успех сегодня в первую очередь зависит от когнитивных навыков, т. е. того типа интеллекта, который измеряется IQ-тестами, включая способность распознавать буквы и цифры, считать, определять паттерны, и что лучший способ развить эти навыки – тренировать их как можно усерднее, начиная делать это как можно раньше.

Когнитивная гипотеза стала настолько общепринятой, что все позабыли – в действительности она является сравнительно недавним изобретением. Ее нынешний взлет начался в 1994 году, когда Корпорация Карнеги^[2] опубликовала документ «Отправные точки: как удовлетворить потребности наших самых маленьких детей» – доклад, который бил тревогу по поводу когнитивного развития детей в Соединенных Штатах.

Проблема, как сообщалось в докладе, состояла в том, что дети больше не получают в достаточном количестве познавательную стимуляцию в течение первых трех лет жизни – отчасти из-за увеличения процента семей с одним родителем и работающей матерью. Поэтому они приходят в детский сад, не готовые учиться. Этот доклад послужил стимулом для подъема целой индустрии развивающих мозг продуктов «от нуля до трех», предназначенных для обеспокоенных родителей. Продажи тематической литературы, развивающих игрушек, видео– и аудиозаписей достигли миллиардных оборотов.

Открытия Корпорации Карнеги и дальнейшие исследования оказали мощное воздействие и на общественную политику, поскольку законодатели и филантропы пришли к выводу, что дети со сниженными способностями уже в столь раннем возрасте отставали от сверстников потому, что не получали достаточного когнитивного тренинга.

Психологи и социологи публиковали доказательства, увязывающие академическую успеваемость детей из бедных семей с недостатком вербальной и математической стимуляции дома и в школе.

Одно из самых знаменитых таких исследований (о нем я писал в своей первой книге «Чего бы это ни стоило») было проведено Бетти Харт и Тоддом Рисли, двумя детскими психологами, которые начиная с 1980-х годов проводили интенсивные исследования группы из 42 детей, воспитывавшихся в семьях интеллектуалов-профессионалов, рабочего класса и безработных в Канзас-Сити.

Харт и Рисли обнаружили разительные отличия в воспитании этих детей, и причины разницы в их последующих результатах «в сухом остатке» свелись к одному показателю: количеству слов, которые дети слышали от родителей в начале жизни.

К трем годам, как определили Харт и Рисли, дети, воспитывавшиеся в семьях --">