Александр Воронов - Прятки (СИ)

  Елин долго глядел на могильный камень, раздумывал, поглаживал по давней своей привычке пальцем висок, словно пытался стереть седину. Седина не стиралась. Наконец, обернулся и сказал:

  - Как ни странно, у меня идея. Не лучше, чем они у меня бывают обычно, но тем не менее. Скорее даже идейка. Скорее даже деталь.

  Он виновато и обезоруживающе улыбнулся, Свиридова послушно просияла улыбкой ему навстречу, воздержался только оператор, он возился с камерой, злобно вертел её, будто в первый раз видел, не вникал.

  - Что, если нам снять вот так? - продолжил Елин. - Я подойду, положу руку на памятник и тихо скажу: "Туки-туки Олег!" Старый писатель, - на "старый" Свиридова улыбнулась снова, покачала лукаво головой, без слов оценила шутку, - возвращается в город своего детства, ищет друзей былых времён и находит их уже здесь, на кладбище. Не бог весть как оригинально, конечно, но, может, это не такая уж и скверная метафора? Символ стремительно проходящей жизни, детство в единый миг сменяется зрелостью, угасанием и смертью, а мы и опомниться не успеваем, и на последнем пороге душою всё еще дети... В конце концов, вечные истины по определению не оригинальны. Не знаю, со стороны виднее... Не слишком это пошло будет, как вы думаете?

  - По-моему, прекрасно, - ответила Свиридова, кажется, вполне искренне. - Дальше мы пустим кадры из фильма, мой текст, мол, Олег Кривко стал прототипом Виктора в романе, вкратце о его реальной судьбе, дальше то же самое с Игорем Шенвальдом, его могила, - она сверилась с блокнотом, - сектор шесть бэ.

  - Вы правда так считаете? Ну что ж, доверимся вашему вкусу. Только вот единственное, - заколебался Елин. - Прятки всё-таки очень детская игра. У меня ведь герои совсем юные только в первой части, а потом уже взрослеют. Как-то не очень соотносится история того же Игоря и Маши с прятками, нет? Признаюсь, мне лично тоже кажется, что вышел бы трогательный, цепляющий момент, но в те ли он ворота?

  - О чём вы говорите, - замахала руками Свиридова, - это неважно, это тонкости, бросить из-за них такую идею... Потом мы перейдем к Маше...

  - Ну Маша, слава Богу, жива-здорова, - засмеялся Елин.

  - Я так и знал! - внезапно встрял оператор. - Вот прямо сердцем чуял. Потому что так всегда. Обязательно найдется кто-то и всё испортит. Как тогда с роупджамперами. Только о себе думают, эгоисты.

  Елин со Свиридовой глянули на него, не нашли верного тона для ответа, потом писатель с сомнением произнёс:

  - Я не знаю... Ну, был такой Шура Семерков, бедняга, утонул давно, ещё в школе... Прямым чьим-нибудь прототипом я его, конечно, назвать не могу... Но отдельные его черты... даже некоторые словечки встречаются у разных моих персонажей. Нельзя сказать, чтобы и он не повлиял... Его могила тоже где-то тут должна быть, туда дальше, на старом кладбище. В принципе, можно поискать... Надо подумать, может, вспомню кого-то еще...

  - Обязательно, - кивнула Свиридова, записывая в блокнот, задумалась с застывшей над страницей ручкой, потом медленно оглядела бескрайнее могильное море по правую от себя руку. Потом по левую. Обернулась, долгим взглядом замыкая горизонт. Кругом было тихо, жарко и безлюдно. Свиридова перечла написанное и спросила:

  - Хорошо, двинемся дальше. Катя?

  - Катя?

  - Катя Михеева? Сопливая?

  - Я что-то... - начал Елин и прервался.

  - Сопливые обычно долго не живут, - снова влез оператор, тоже посмотрел вокруг и смутился.

  - Ах, ну да, припоминаю... - лицо Елина просветлело. - Но она, если можно так выразиться, не считалась полноценным членом нашей компании. Во-первых, она была намного младше, да, точно, смешная такая с этой родинкой под носом, вообще, знаете, гадкий утенок. Да и с чудинкой. Её, собственно, даже нет у меня в романе...

  - Почему?