Сергей Юрьевич Ежов - Прогулка (СИ)

  Прогулка

  Приснился мне престранный сон:

  Я на вечерней прогулке, однако, не в той местности, где живу сейчас, и не там, где я когда-либо бывал, но отчего-то вполне знакомой. Под ногами дорога, мощёная шестигранными плитками, вроде тех, что используются на покрытие аэродромов, правда, размером поменьше. Справа несжатое осыпающееся поле ячменя вперемешку с овсом, слева дубрава, по опушке поросшая мелким кустарником, а ниже по склону река. Река неширокая, с обрывистыми берегами и заболоченным топким руслом. Я смотрю на реку: здесь, по ощущениям, обязательно должен быть мост, но его нет. Впрочем, это неважно: я ведь просто гуляю, и переправа мне без особой надобности. Была б - перешел бы, а нет, так и пойду туда, куда есть путь.

  Солнце уже зашло за горизонт, но ещё снизу подсвечивает облака, а полная Луна краешком выглядывает из-за тучи, словно решая - выходить или не выходить. Но вот вышла, и осветила тех, кто меня сопровождает: эти длиннейшая колонна людей. Колонна извивается по дороге среди полей, скрываясь за поворотом, за дубравой, мимо которой я уже прошел.

  Что-то странное в лицах этих людей. Непонятное какое-то, нездешнее. Ба! Да я же всех знаю!

  Вот дурачок Алёша, что когда-то жил в посёлке, в котором я ходил в школу. Алёшу сбила случайная машина когда тот, водрузив на свой велосипед бачок от мотоцикла, мчался по переулку, звонко рыча, изображая рокот движка. Шофёр злополучного самосвала видимо отвлёкся и не успел среагировать на велосипедиста, неожиданно вылетевшего из-за кустов, вот он и задел крылом велосипед, и Алёшу на нём, да и отбросил их вместе на столб.

  Я никогда не дразнил Алёшу, и видимо поэтому, меня, тогда совсем ещё мальчишку, попросила нести гроб с Алёшей его мать, старуха возрастом чуть за пятьдесят. Полотенце, на котором лежал гроб натирало мне шею, руки были ещё слабыми, и я с трудом удерживал его, чтобы не выскользнуло из ладоней. Ступая в ногу с другими носильщиками, я всё глядел на Алёшу, по подбородок укрытый белой простынёй с какими-то странными надписями и рисунками, с лентой на восковом лбу. Тогда, помню, меня поразило выражение безмятежного восторга, оставшееся на лице ребёнка тридцати с лишним лет от роду.

  Вот неловко опираясь на костыли ковыляет одноногий Олег, недавно померший от пьяного инфаркта. Я сам вызывал к нему полицию и скорую, а потом до поздней ночи ждал труповозку, чтобы передать им постановление на вскрытие. Мы не дружили, и за десять лет моей жизни здесь поговорили-то раз пятнадцать, но и он в ряду.

  И эта пятёрка парней в солдатских бушлатах мне знакома: во время службы в Армии, на полигоне в Алабино, я вечерком решил пробежаться на лыжах. Я был уже дедом, так что имел право на маленькие чудачества.

  На бойцов я буквально свалился: они расположились в яме, заготовке под землянку, с уже частично перекрытой крышей. Рядом лежали, брёвна, доски и инструменты. Чернело погасшее кострище, на некоем подобии стола лежала немудрёная закуска и почти пустая бутылка из-под "Дюшеса" с какой-то жидкость. Ещё две таких же бутылки валялись рядом. Стояли солдатские кружки, и спиртом почти не пахли: прошло много времени с тех пор, как парни из них пили. Все пятеро сидели рядком, откинувшись на земляную стенку, у всех были открыты чёрные рты, и заиндевевшие глаза на синюшных лицах, как будто кто-то заткнул им глаза снежками.

  Уж не знаю, где эти ребята достали метиловый спирт, но зря они его добывали.

  А вот мой бывший сослуживец, прапорщик некогда служивший в морской пехоте, который почему-то хотел, чтобы его считали мичманом.

  Единственный в моей жизни человек, на похоронах которого я был невежлив. Его вдова, такая же вздорная, завистливая, неумная, жадная и пьющая, как и покойный муж, прицепилась ко мне, чтобы я "сказал слово". Я и сказал: "О покойных либо хорошо, либо ничего. Объявляю минуту молчания". Постоял с рюмкой, пригубил из неё, да и ушел.

  Сквозь меня глядит в бесконечность мой сосед по лестничной площадке, с которым мы когда-то славно беседовали.

  В мире очень мало людей, с которыми можно

--">