Яна Юльевна Завацкая (Йэнна Кристиана) - Рассвет 2.0

не докажешь делом. А под делом что понимается? Не организационный талант, не научный, не конкретные заслуги в своей работе — а какие-то дурацкие подвиги, в нашем случае полевая работа в Системе. Так сложилось, когда на Земле было много дыр — восстанавливать хозяйство, спасать природу, строить поселки и фабрики, людей обеспечивать и так далее. А сейчас-то зачем? Непонятно. Но факт остается фактом: хочешь стать директором — поработай в Системе, а тут как раз это место образовалось. Я сюда на год и устроился.

— Вот оно как, — пробормотал я, — Выходит, Церера тебя не так уж интересует.

— Ну почему. Тоже работа. Тоже какие-то измерения, результаты. И в моей работе использую, и другим пригодится.

— Ты, выходит, в Праге живешь?

— Да. Вырос в России, живу сейчас в Праге. Красивый город, и не так уж пострадал. Восстановили его хорошо. Ну а теперь, Стас, твоя очередь — давно на Церере?

— Полтора года. В принципе, договор у меня на два, а там будет видно.

— Романтики захотелось? — понимающе усмехнулся Аркадий.

— Романтики? — я пожал плечами, — Не знаю. То есть, конечно, интересно. Космос, вакуум, небо черное. Первые две недели интересно. Но с точки зрения работы… Я работал в пансионате для инвалидов, потом в Патруле. Вот это настоящая работа. В пансионате у нас были инвалиды, глубокие старики, с военными травмами, с редкими заболеваниями. Все психически нестабильные. В Патруле — там постоянно напряг, часто травмы, аварии, тяжелые заболевания, смерти. И там, и там была работа такая, что не продохнешь, постоянно голова и руки заняты, выматываешься, как собака — но интересно. Для нас романтика вот такая. А здесь… ну что здесь для салвера в самом деле? Рутины, проверки, изредка травмы. Все здоровы. Все работают.

— А чего же ты не вернешься?

— Да так. Не хочется что-то, — буркнул я, — Не знаю, что на Земле делать.

Желтые тигриные глаза глянули проницательно.

— Личные дела?

— Да, — согласился я, — и это тоже.

— Ладно, забудь, — он допил свой лимонад, аккуратно стукнул днищем стакана, — Стас, если не секрет, тебе сколько лет?

— Двадцать восемь.

— Стас, я вот когда тебя спросил о матери — мне показалось, ты скукожился как-то? Нет? Проблемы с ней?

— Да нет, — вздохнул я, — какие проблемы. Она хорошая мать, все нормально.

— Но мне казалось, она должна быть очень старой, нет? Она же участвовала в освобождении Европы, и уже не очень молодой.

— Да, она родила меня в пятьдесят четыре. Специальная методика вынашивания, тогда как раз ее разрабатывали. А отец уже погиб, я посмертный ребенок, сперму заморозили еще до Освобождения. Сейчас маме восемьдесят два. Да, она, конечно же, старая.

Не знаю, почему, но Аркадий мне нравился. Может, расположил к себе откровенностью. Конечно, не очень красиво устраиваться на Цереру только ради поста директора, да и вообще рваться к постам. Я этого понять не могу. Но когда Аркадий вот так говорит, кажется — ну а что такого? Может, он талантливый руководитель, и хочет это доказать.

— Тебе не нравится, когда о ней спрашивают?

— Понимаешь, Аркадий, — я отодвинул пустую тарелку, — как тебе объяснить? Она хорошая мать, у меня с ней прекрасные отношения. Всегда были. Но представь… ты приходишь в школу, и сразу слышишь: Стас, ты не можешь поговорить со своей мамой, может, она у нас проведет лекцию? Придет на праздник? Поступаешь в институт, и там тебе первым делом: Станислав, у вашей матери не сохранились какие-нибудь памятные вещи для нашего музея революционной славы? А как насчет интервью для сайта? Знакомишься с ребятами на тусовке, и они ненавязчиво напрашиваются в гости к твоей матери…

— Да, понимаю, понимаю, — кивнул Аркадий.

Я почему-то вспомнил Марселу и прикрыл глаза. Да. Мама относилась к ней прекрасно — а как она должна относиться к подруге, а потом и жене сына?

— И вот тебе уже двадцать восемь лет, а твое основное качество все еще — сын. Потому что все остальное, что я делаю — моя работа, характер, моя личность — никак не перевешивает в глазах общества того факта, что я сын великой разведчицы и героини Освобождения. Причем у меня нет желания доказывать, что я лучше, что тоже из себя представляю нечто особое. Это не так. Я обычный человек. Почему я что-то сверхъестественное должен? Кому?

Аркадий протянул длинную костистую --">