Арина Юрьевна Тимофеева - Вязаный носок

Арина Тимофеева Вязаный носок

– Я не могу больше смотреть на то, как медленно умирает наша дочь, – такими словами встретила женщина своего мужа, только зашедшего в комнату после тяжелой работы на карьере.

Его лицо, блеклое и безжизненное, еще более потускнело; некогда веселые и приветливые глаза не смогли ничего выразить, кроме боли, словно все другие чувства кто-то безжалостно высосал из него, заставив главу семейства бесконечно страдать. Его беспокоило, что он так и не мог построить для своей жены обещанный дом, что получаемые за непосильный труд деньги никак не покрывали расходы маленькой семьи и что верная супруга, храбро подставившая мужу свое плечо, постоянно плакала и с каждым днем слабела духом. Удары судьбы раз за разом обрушивались на любящих друг друга людей, заставляя их сломаться, сдаться, отступить. Так, наконец, и произошло. Ведь без должной опоры цветок под сильным ураганом всегда окажется прижатым к земле. Именно поэтому женщина и потеряла силы бороться.

Постоянно бывая одна, хозяйка снова и снова подавляла в себе отчаяние и отвращение от того, что ей нужно ходить по людям и вымаливать небольшие суммы денег за свое вышивание и вязание, что приходится возвращаться домой и видеть ужасно уставшего мужа и их долгожданного ребенка, который в беспамятстве лежал в постельке и страдал от неизвестной болезни. Их комната теперь больше напоминала зал суда, где обвинители и обвиняемые устраивали словесные баталии, где не находилось места для теплого приветствия после тяжелой работы.

Оба изнуренных и опустошенных родителя были не в состоянии прекратить постоянные ссоры. И вот сейчас, как всегда, ровно в восемь часов вечера, женщина, забирая у мужа дырявое пальто, резко воскликнула:

– Ты думаешь, я могу так жить? Почему ты не говоришь ни слова? Почему? Почему?

И, яростно отбросив предмет одежды в угол комнаты и только что начатый вязаный носок со спицами внутри, она без сил рухнула на старый стул.

– Ты считаешь, что мне легко? Видеть, как ты губишь себя на карьере, как сил у нашей дочки остается все меньше и меньше, – продолжала она, смахивая слезы, стекающие по впалым бледным щекам. – Меня убивает то, что я почти никак не могу вам помочь. Никому не нужны эти противные тряпки. Я получаю за них гроши, но разве их хватает?

Женщина разрыдалась, уронив голову на сложенные руки, покрытые мозолями и мелкими царапинами. Ее острые плечи затряслись в безудержном и диком танце. Мужчина не произнес ни слова, а лишь положил свою сильную и грубую ладонь ей на спину, словно задумавшись. Глава семейства оглядел комнату, в которой они вот уже несколько лет жили. Рваные, кое-где в заплатках шторы скрывали за собой окно, ведущее в новый, но вовсе не дивный мир, где после тяжелого рабочего дня вас не радуют таблетками для непродолжительного отдыха и веселья перед очередными сутками испытаний¹. Затасканная и много раз сломанная и починенная мебель вызывала чувство отвращения; печка, согревавшая обитателей этого дома зимними холодными вечерами, как-то померкла и казалась маленькой, почти крошечной, словно убегающей прочь отсюда; огонь в ней давно потух – вот уже несколько дней семья старалась добиться хотя бы лепесточка пламени, но перед ними оставались тлеть лишь три уголька, такие же упертые в своем желании выжить, что и люди, находящиеся здесь.

Вдруг пошарпанная, некогда голубая дверь тихо отворилась и перед взорами удивленных супругов появилась старушка, которая произнесла:

– Ой, дети мои, разрешите мне тут обогреться. Путь у меня неблизкий, да ведь и у вас тоже. Мы, то идем вперед, то делаем шаги назад, а то и вовсе останавливаемся, боясь будущего. Но самое важное – это люди, окружающие нас. И однажды совет от совершенно незнакомого человека может изменить вашу жизнь раз и навсегда, главное – прислушаться к нему.

С этими словами пожилая женщина прошла мимо колыбельки, где беспокойно спала маленькая девочка, и укрыла, и поцеловала ребенка так по-родному, что супруги, словно очнувшись от бесконечного сна, приносящего только боль, страх и страдания, подвели старушку к разноцветному залатанному креслу, а сами расположились у ее ног, прижавшись друг к другу. От незнакомки исходило необъяснимое притяжение; молодым казалось, что она уже давно стала неотъемлемым членом их семьи, которому можно исповедаться, не боясь услышать из старческих уст хоть толику осуждения, ведь каждый заслуживает --">