Журнал «Литературный меридиан» - Литературный меридиан 38 (14) 2010
Название: | Литературный меридиан 38 (14) 2010 | |
Автор: | Журнал «Литературный меридиан» | |
Жанр: | Проза, Поэзия, Культурология и этнография, Публицистика, Критика | |
Изадано в серии: | неизвестно | |
Издательство: | неизвестно | |
Год издания: | - | |
ISBN: | неизвестно | |
Отзывы: | Комментировать | |
Рейтинг: | ||
Поделись книгой с друзьями! Помощь сайту: донат на оплату сервера |
Краткое содержание книги "Литературный меридиан 38 (14) 2010"
Читаем онлайн "Литературный меридиан 38 (14) 2010". [Страница - 2]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »
«Закату Европы»: «Когда Эпаминонд освободил
мессенцев и аркадцев и даровал им государственность, они тотчас придумали себе древнейшую историю». Видно, помолодевшая душа во все
времена ищет аристократической древности, чтобы стоять среди старых
государств с равноправным достоинством.
Прекрасный питерский прозаик Глеб Александрович Горышин – охотник, странник, исходивший с ружьем Камчатку, Алтай, родной Север,
– Алтай любил более всего. Там они с великим экологом Фатеем Яковлевичем Шипуновым затевали Кедроград на Телецком озере. Там его
позвал на коротенькую роль Большого мужика в фильме «Живет такой
парень» В. М. Шукшин, и потом они дружили до кончины Василия Макаровича. В семидесятые годы Горышин редактировал журнал «Аврора»,
и Шукшин всегда тотчас отзывался на просьбу прислать новый рассказ.
Редакторство кончилось комически. В 12-м номере Авроры за 1981 год
вышел крошечный смешной рассказ Виктора Голявкина «Юбилейная
речь». Прошел все цензуры и обкомы и ничего. А тут возьми и исполнись Леониду Ильичу Брежневу 75 лет. И какой-то дотошный молодец
из старых кадров, наверно, умевший в тридцатые годы найти в рисунке
дерева на школьной тетрадке тень Троцкого или Рыкова, вдруг взял да
и сопоставил репутацию Леонида Ильича как великого писателя и его
75-летие с текстом Голявкина, который к тому же «по злодейству» главного редактора и напечатан был на 75-й странице. И побледнел – какова
дерзость! Помните рассказик-то? «Трудно представить, что этот чудесный писатель жив... Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько
книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле.
Но этот – поистине нечеловек! Он живет и не думает умирать, ко всеобщему удивлению. Большинство считает, что он давно умер – так велико
восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно
на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с
ними. Он заслужил эту честь!» Ну, конечно, Ленинградский обком такого понимания голявкинского текста не перенес. Глеба Александровича
с шумом и гневом сняли. А он и рад – так хотелось побольше писать самому. Вот на Алтае мы первый раз и встретились. А уж потом в Вологде. Человек дивного чувства юмора, стеснявшийся всякого пафоса, он и
тут пошучивал, но внутренний свет Славянского Праздника слышал с
той же глубиной, что и Личутин.
5
Когда я стоял по колено в холодной воде Телецкого озера, удерживая канистру с водкой в стоячем положении, дабы не пролилась, с мыслью выпить холодненького, я не мог вообразить, что через год в Вологде нам с Валентином
Курбатовым доведется ждать чего-нибудь тепленького, с той же мыслью
– внутренно согреться...
Наряду с этим происходил Праздник Славянской письменности. Хотелось нравственно обняться...
Дай Бог, чтоб это повторялось. В той же последовательности. И хорошо бы дождаться!
Г. Горышин
27 мая 1987
А романтический поэт Геннадий Панов из Барнаула, тогда еще казавшийся молодым, да и бывший молодым (не зря он был в свой час лауреатом премии комсомола Алтая – этот романтизм не знает возраста),
кажется, только глядел кругом жадно, ненасытно, «переводил» «Слово
о полку» и горел им («Соколы в небесные объятья /высоко взлетают /
м о л о д е т ь ! . . /Не пристало по старинке, братья, /о походе Игоревом
петь»). Горел самим воздухом русского Севера, не ведавшего ни татарщины, ни крепостного права и как-то умудрявшегося явственно содержать эту волю в своей вологодской стати. Он уже предчувствовал за
горением свой скорый уход, и это сейчас заставляет особенно сжиматься мое сердце при чтении его громкой записи, которую не остужает, а
только возвышает уход автора.
После открытия памятника К. Н. Батюшкову и поездки в Ферапонтово и Кириллов на земле Вологодской, исконно нашей, русской.
Сонет 13 из венка «Звездный час»
Миг рожденья. Молодость ума.
Порубежье удали и чести.
Вороные не стоят на месте,
за холмом – история сама.
Вещий камень. Карк зловещей птицы.
От истока летописных лет
горсть земли за пазухой хранится –
наш исконно русский амулет.
6
Светорусье – это праздник света,
слово князя, подвиг Пересвета,
мудрая стратегия ума,
ратная стократная отвага
от Кремля седого до рейхстага
звездный час. Горение и – тьма!
28 мая 1987, Вологда
Хорошо, что во Дни Славянской письменности мы еще ответственней
осознаем Отечество и наш неоплатный долг --">
мессенцев и аркадцев и даровал им государственность, они тотчас придумали себе древнейшую историю». Видно, помолодевшая душа во все
времена ищет аристократической древности, чтобы стоять среди старых
государств с равноправным достоинством.
Прекрасный питерский прозаик Глеб Александрович Горышин – охотник, странник, исходивший с ружьем Камчатку, Алтай, родной Север,
– Алтай любил более всего. Там они с великим экологом Фатеем Яковлевичем Шипуновым затевали Кедроград на Телецком озере. Там его
позвал на коротенькую роль Большого мужика в фильме «Живет такой
парень» В. М. Шукшин, и потом они дружили до кончины Василия Макаровича. В семидесятые годы Горышин редактировал журнал «Аврора»,
и Шукшин всегда тотчас отзывался на просьбу прислать новый рассказ.
Редакторство кончилось комически. В 12-м номере Авроры за 1981 год
вышел крошечный смешной рассказ Виктора Голявкина «Юбилейная
речь». Прошел все цензуры и обкомы и ничего. А тут возьми и исполнись Леониду Ильичу Брежневу 75 лет. И какой-то дотошный молодец
из старых кадров, наверно, умевший в тридцатые годы найти в рисунке
дерева на школьной тетрадке тень Троцкого или Рыкова, вдруг взял да
и сопоставил репутацию Леонида Ильича как великого писателя и его
75-летие с текстом Голявкина, который к тому же «по злодейству» главного редактора и напечатан был на 75-й странице. И побледнел – какова
дерзость! Помните рассказик-то? «Трудно представить, что этот чудесный писатель жив... Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько
книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле.
Но этот – поистине нечеловек! Он живет и не думает умирать, ко всеобщему удивлению. Большинство считает, что он давно умер – так велико
восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно
на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с
ними. Он заслужил эту честь!» Ну, конечно, Ленинградский обком такого понимания голявкинского текста не перенес. Глеба Александровича
с шумом и гневом сняли. А он и рад – так хотелось побольше писать самому. Вот на Алтае мы первый раз и встретились. А уж потом в Вологде. Человек дивного чувства юмора, стеснявшийся всякого пафоса, он и
тут пошучивал, но внутренний свет Славянского Праздника слышал с
той же глубиной, что и Личутин.
5
Когда я стоял по колено в холодной воде Телецкого озера, удерживая канистру с водкой в стоячем положении, дабы не пролилась, с мыслью выпить холодненького, я не мог вообразить, что через год в Вологде нам с Валентином
Курбатовым доведется ждать чего-нибудь тепленького, с той же мыслью
– внутренно согреться...
Наряду с этим происходил Праздник Славянской письменности. Хотелось нравственно обняться...
Дай Бог, чтоб это повторялось. В той же последовательности. И хорошо бы дождаться!
Г. Горышин
27 мая 1987
А романтический поэт Геннадий Панов из Барнаула, тогда еще казавшийся молодым, да и бывший молодым (не зря он был в свой час лауреатом премии комсомола Алтая – этот романтизм не знает возраста),
кажется, только глядел кругом жадно, ненасытно, «переводил» «Слово
о полку» и горел им («Соколы в небесные объятья /высоко взлетают /
м о л о д е т ь ! . . /Не пристало по старинке, братья, /о походе Игоревом
петь»). Горел самим воздухом русского Севера, не ведавшего ни татарщины, ни крепостного права и как-то умудрявшегося явственно содержать эту волю в своей вологодской стати. Он уже предчувствовал за
горением свой скорый уход, и это сейчас заставляет особенно сжиматься мое сердце при чтении его громкой записи, которую не остужает, а
только возвышает уход автора.
После открытия памятника К. Н. Батюшкову и поездки в Ферапонтово и Кириллов на земле Вологодской, исконно нашей, русской.
Сонет 13 из венка «Звездный час»
Миг рожденья. Молодость ума.
Порубежье удали и чести.
Вороные не стоят на месте,
за холмом – история сама.
Вещий камень. Карк зловещей птицы.
От истока летописных лет
горсть земли за пазухой хранится –
наш исконно русский амулет.
6
Светорусье – это праздник света,
слово князя, подвиг Пересвета,
мудрая стратегия ума,
ратная стократная отвага
от Кремля седого до рейхстага
звездный час. Горение и – тьма!
28 мая 1987, Вологда
Хорошо, что во Дни Славянской письменности мы еще ответственней
осознаем Отечество и наш неоплатный долг --">
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (30) »