Василий Илларионович Фартышев - Невечная мерзлота Повести

снова чумы поставили. В чем дело? Отвечают: твоя строил хорошо. Однако дырку потолок маленько делай нада. Зачем, спрашивают, дырку? А дым от костра не­куда идти. Глянули — а там паркет прожжен, в полах дыры: костры разжигали.

Игорь посмеялся.

— Но эти мысли проходят, — продолжал Скрыпников. — Люди всегда отзывчивы на доброту — вот истина. Любая, самая заледеневшая душа перед теплом не устоит. Недоверчивы, трудно к новому привыкают — это есть. По в целом отзывчивы. Кури, кури.

— Даже курящему неприятен чужой дым, — воздер­живался Игорь, но Скрыпников закурил с ним за ком­панию.

— Честно говоря, Владимир Алексеевич, у меня создалось впечатление, что вы воюете... с мерзлотой в оди­ночку.

— Ценю прямоту. Ценю. Да. брат, не могу похва­литься, что силен союзниками. Руководство экспедиции только формируется, не у каждого нашего итээровца есть опыт. Тут даже не опыт — мудрость нужна, а чисто про­фессиональный опыт наработается. Прямо сказать, есть и пики, которые прекрасно знают свое дело, подготов­лены и технически и теоретически. За немногим дело стало — так же знать человека, уметь понимать его. Вот, в середине сезона вынужден был разжаловать одного бригадира в рабочие. Должностной авторитет подчерки­вают, выставляют напоказ только неумные люди. А ну­жен авторитет и человеческий.

— А какой конфликт? — заинтересовался Игорь и ощутил, что в этом ночном разговоре незаметно утратил тревожные мысли о завтрашнем дне, да и размолвка с Катей показалась уже не вчерашней, а едва ли не прошло­годней, случайной и позабытой обоими.

— С первого дня началось, с пустяков. Держался вы­сокомерно, то над этим посмеется, то другого обидит — словом, взглядом. Сначала сдерживались, молчали. Будь это на заводе или даже на базе — в происшествие не переросло бы. А тут, сам знаешь, фактор совместимости... Выходных рабочим не давал, сам, правда, вкалывал на совесть, но их завалил работой. Раз выходной попроси­ли, он в ответ — двойную норму. В другой — то же са­мое. В третий ему говорят: вся бригада тебя просит, дай хоть постирушками заняться, баню устроить. Не дашь — на базу сообщим и отгулы себе пробьем за весь срок, На­орал. Ну тут их и прорвало.

— Побили?

— Хуже. Наголо раздели и на пять минут к реперу привязали.

— Комарам на съеденье? — вздрогнул Игорь. Скрып­ников кивнул, встал, заходил по комнате, хлопнул чем-то по столу. Савельев до мельчайших, зримо ощутимых под­робностей вообразил эту картину. Толстую комариную кашу, но не размазанную по энцефалитке — живую, алч­ную. Этот шевелящийся черно-серый скафандр. Вспомни­лось — Екимов намеренно не смазал диметилом крошеч­ный участок кожи на руке и терпеливо наблюдал, как на­качивается до невообразимых размеров, пьянеет от жадно­сти комар. Володя не дал ему тогда прихлопнуть крово­пийцу: гляди, что будет. И тут, как воздушный шарик, комар лопнул. «Жадность фраера сгубила», — сказал Екимов.

— Вот так-то... — перестал ходить взад-вперед Влади­мир Алексеевич. — Союзники нужны, Игорь, а не просто люди. Понимаешь?

За окном стало ярче, эта ночь была по-ленинградски белой. Только по безлюдью на дворе можно было опреде­лить, что там ночь, а не утро, не вечер. «Ах! Ах! Ах!» — лаяли где-то собаки.

— Не Володьку Новикова так проучили? — спросил Савельев.

— С чего ты решил?

— Он ведь реперы ставит. Да и характер...

— Нет, — разуверил Скрыпников. — Да и важно ли кого? Важно, что не научен человек руководить. Да­же просто общаться с людьми не научен. А без этого умения... И не привьешь его, не воспитаешь так скоро, как хотелось бы. Сейчас самое время сколотить хороший ко­стяк ИТР. Тогда и рабочие закрепились бы, спаялись бы бригады и не знать нам больше этой проклятущей се­зонности! Без скидки на нее и на полевые условия мож­но было бы превратить экспедицию в стабильное пред­приятие, заводские условия труда создать. Это особенно важно сегодня. Сегодня! — Он пристукнул ребром ладони по стене, стоял, облокотившись на нее, глядел в наби­рающее яркости окно. — Потому что завтра, то есть к будущему сезону, вместо нынешних двенадцати бригад должно быть уже двадцать пять. Если и тогда мне при­дется возиться с комариными бригадирами, усеченными центрами, строганиной из собачатины, сам понимаешь, захлебнусь.

— Вы... не случайно мне все это говорите, — полу­вопросительно сказал Савельев.

Скрыпников выключил уже потускневшую, ненужную лампу, казался глубоко задумавшимся человеком. Он так й не --">