Людмила Захаровна Уварова - Сын капитана Алексича

смуглый, словно цыган.

Петрович внешне суров, малоразговорчив. Часами может сидеть на одном месте, посасывая давно погасшую трубку. Его нещадно изводит астма, курить ему врачи запретили строго-настрого, а трубка, хотя и погасшая, все-таки создает некоторую отрадную для него иллюзию.

Илюша подвижен, смешлив, к тому же большой выдумщик, чтобы не сказать больше.

— Сочинитель, — сердито ворчит Петрович. — Как начнет заливать, — что тебе твой Станюкович!

Илюша не обращает на его слова решительно никакого внимания. Старик лишен фантазии, а люди без фантазии — самые скучные на земле, это известно каждому.

Он уже второй год живет в этом городке, но никак не может привыкнуть. Всю жизнь прожил в Москве, на Покровке, и теперь немилосердно скучает по дому.

Все ему здесь не нравится — дома, улицы, люди.

— Провинция, — замечает он. — А если так подумать — неполных три часа от Москвы… Уехать бы, — мечтает он вслух. — Взять бы вот так вот, собраться и махнуть куда подальше.

— Куда же? — спрашивает капитан.

Илюша вздыхает:

— Не знаю. Хотя бы на Покровку, дом четыре, крайняя дверь во дворе.

И печально задумывается, уставив горячие черные глаза в одну точку.

В разговор вступает Петрович. Это человек хозяйственный, положительный, — если и говорит о чем, то всегда о деле.

— В большой универмаг вчерашний день полотеры механические завезли, — сообщает он. — Чудеса! Сама собой щетка по полу прыгает, а после глянешь — и пылинки нигде не встретишь.

Капитан пожимает плечами:

— Ни к чему это. Я сам пол надраю — хоть чай пей на нем.

— Силы у тебя уже не те, поберечь бы надобно, — резонно замечает Петрович. — А полотер этот — удобство неслыханное. И всего-то навсего две без малого сотни старыми деньгами.

— Две сотни? — повторяет капитан. — Не так уж, чтобы…

Петрович взрывается:

— И для кого бережешь? Для кого копишь, черт старый?

Илюша с усмешкой взглядывает на капитана. Все дружно считают капитана несусветным скопидомом, о нем говорят: «Снегу зимой пожалеет…»

Но лицо капитана невозмутимо.

— Выходит, есть для кого.

Потом они пьют чай. Чай в этом доме стоящий, заварен, как следует. Иногда хозяин поставит на стол четвертинку, к ней тарелку с кислой капустой собственного засола.

— На все руки ты мастер, — одобрительно замечает Петрович. — Капуста у тебя — словно вчера с огорода…

Петрович уходит первый. Ему далеко идти, на другой конец города. Он идет, ворча что-то про себя, время от времени вздыхая.

Ему бы такие деньги, какие, по слухам, водятся у Капитана Алексича. Он бы всем показал! У него бы стол ломился, у него бы гости никогда не переводились…

Да, так-то! Испокон веку известно — нет справедливости на земле.

Впрочем, он знает: попроси у капитана чего хочешь, — никогда не откажет. Но поломаться перед самим собой, пожалеть себя — одинокого, никому не нужного, — что за сладкая, томительная отрада!

Но конечно, как бы там ни было, а на всем белом свете один у него друг, один как есть, — капитан Алексич. А если и скуповат капитан, — что ж, скупость не глупость, возьмешься — не прогадаешь.

Так думает Петрович, шагая к своему дому, и, когда доходит до крыльца, окончательно убеждает себя: нет для него ближе и лучше человека, чем капитан. Нет и не будет.

А капитан между тем еще долго слушает рассказы Илюши. Без Петровича Илюше вольготно — говори о чем хочешь, никто не перебьет, не высмеет.

Капитан — лучший слушатель в мире, что ни расскажешь — всему верит. Должно быть, потому, что сам никогда и слова не выдумал.

Наконец и Илюша уходит. Капитан прибирает со стола, потом выходит во двор.

Глухая осенняя ночь сыплет на плечи мелкую россыпь дождя, с реки тянет холодом, и далеко видны красные и белые глазки бакенов.

Капитан подходит к столбу, гасит зеленый фонарь. Пора спать, время уже позднее, ночь…

2

Что бы он ни делал, с кем бы ни говорил, мысль о сыне не выходила у него из головы.

«Поглядел бы Ардик… Послушал бы… Вот бы Ардику рассказать о таком…»

До сих пор Ардик представлялся ему таким, каким он видел его в последний раз, — острые приподнятые плечи подростка, ясный лоб, серые глаза. Только глазами в него, в отца, все остальное от матери.

И должно быть, характером тоже в нее — замкнутый, скрытный, неласковый.

Жена ушла от него крадучись, не --">