Августин Александрович Вольнов - Егеренок

околышем. Это был Николай Кудрявцев, которого в селе иначе не называли, как Колька-шофер.

Третий — приземистый и широкий, как кряж, в резиновых рыбацких сапогах и брезентовом балахоне с капюшоном — Сафонов Алексей, колхозный плотник. В корзинке у него, конечно, тоже рыба. Подозрительно богатый улов.

Ромка заметил, что и отец привычно обшарил взглядом корзинки, удочки. Как будто бы все в порядке, запрещенных орудий ловли нет.

Первым подошел и поздоровался Мордовцев. Он ласково кивнул отцу, убрал платок в карман и достал пачку папирос.

— Садись, братва, отдохнем малость. Закурить, Владимир Васильевич, не желаете?

Сафонов опустил тяжелую мокрую корзинку, прикрытую сверху крапивой, у обочины шоссе, косо, по-звериному глянул из-под насупленных бровей, не присев, стал закуривать. Колька-шофер освободился от корзинок и повалился на траву.

— Ну, как, Владимир Васильевич, хлопотно, чай, с заказником одному-то? — Мордовцев пыхнул дымком, сплюнул табачную крошку. — И кто это надумал нашу Лыковщину заказником объявить? Да и что толку? Подумаешь, десяток лосей уберегут да сотню уток. Все равно, как улетят на юг, там всех переколошматят.

Ромка понял, что отцу не хочется в сотый раз объяснять значение государственного охотничьего хозяйства и роль заказника на лучших охотничьих угодьях в области. Мордовцев и его приятели отлично все это понимают, не маленькие.

Мордовцев ласково плел неторопливый разговор, задавал немудреные вопросы о новых законах по охране природы, отец отвечал, но Ромка видел, что Сафонова эта вежливая беседа выводит из себя. Он кривил-кривил губы и все-таки не выдержал, рявкнул:

— Следить за нами приехал? Добычу нашу подсчитывать? Следи, следи, а только непривычные мы, чтобы каждый кусок в нашем рте считали!

— Чихали мы на всяких егерей! — вставил Колька-шофер.

Отец промолчал, только пристально посмотрел Сафонову в глаза. Тот, сдерживаясь, сквозь зубы процедил:

— Смотришь? Смотри, может и досмотришься!

Мордовцев дернул его за рукав балахона, приподнял тяжело набрякшие веки и, обласкав отца белесыми голубыми глазками, вежливо сказал:

— Напрасно вы, Владимир Васильевич, так подозрительно на наши корзинки поглядываете. У нас все как полагается: ни бредня, ни крылен, ни тем более сеток. Исключительно удочки и спиннинг. Мы насчет безобразия ни-ни, уж поверьте, по совести говорю.

Отец скупо усмехнулся, предупредил:

— Глядите, вам же накладно будет. Да и о других людях надо подумать, о детях и внуках. Что им-то оставим, если будем жадничать?

— Ну, если бы все законы соблюдали… А то леса под корень рушат, заводы рыбу отравляют, скоро совсем ничего не станет, так хоть сейчас чем-то попользоваться.

Сафонову явно не понравилась церемонность Мордовцева. Он поднял корзинку и раздраженно крикнул:

— Да чего с ним рассусоливать-то, тоже мне, законы приехал устанавливать! Показать бы ему наши законы.

— Ну зачем же так? — упрекнул его Мордовцев. — Товарищ Хромов поставлен на должность свыше, понимать надо, он тут ни при чем. Он указания властей исполняет. На его месте и ты бы за глотку любого взял, потому как сто рублей на дороге не валяются.

— Что-о? За что, братцы, сто рублей ему, за что? Тьфу! — Сафонов, матерясь, кинулся по шоссе к сельмагу.

За ним, согнувшись под тяжестью корзины с рыбой, подпрыгивая на каждом шагу, потрусил Колька-шофер и лишь потом, церемонно попрощавшись, последовал сам Мордовцев.

— Смотри, пап, какие корзинки-то тяжелые. Неужели все удочками наловили? И куда им столько?

— Жадность. Продадут, а деньги себе в карман. А Мордовцев-то ехида. Ласково стелет, да жестко спать. Горло, намекает, людям рву. Да разве ж я для себя природу оберегаю?

Ромке тоже было досадно. Он-то знал, что отец с матерью приехали в село из районного центра не ради своей прихоти или корысти, не за деньги ведет отец уже целый год борьбу с браконьерами. Он сам никогда лишнюю птицу или зайца не застрелит, он никогда не жадничает на охоте и того же требует от других. Но в селе многие этого не понимают и продолжают охотиться когда кому вздумается, а рыбу в озерах глушат и ловят чем попадя даже во время нереста.

— Да идите же завтракать, чего вы там? Отец, Ромка! — опять позвала мать и, когда они сели за стол, с горечью спросила: — Я видела, Мордовцев с приятелями подходил. Что они, грозились?

— Да так это, ерунда. Просто не понимают и обижаются.

--">