Марианна Юрьевна Кожевникова - Простые вещи

Марианна КОЖЕВНИКОВА Простые вещи Роман

Глава 1

Александр Павлович взглянул на красный глаз светофора, притормозил и облегченно вздохнул — Посад! Еще два поворота, и дома!

Весь последний месяц в горячке сценарной работы он бывал тут короткими наездами, даже ночевал нечасто, а теперь сдал работу и ехал выспаться и отдохнуть. Дорогой он с удивлением отметил, что, пока днями и ночами работал, подгоняемый нетерпеливыми киношниками, наступило лето, по опушкам кружевной пеной белеет сныть и совсем недолго осталось ждать пестрого душистого разнотравья. В Посаде примет лета меньше. Выросшие не так давно глухие заборы не давали рассмотреть, как бывало прежде, порозовели ли гроздья красной смородины — она первая подавала знак о лете. Интересно, что же у него-то в саду делается? В прежние годы у Сани все руки до сада не доходили, а в этом уже и ноги никак не дойдут… Он улыбнулся, но не весело — вымотался. Были и другие причины для грусти, но он их не хотел касаться. Хотел, не хотел, а мыслями все равно возвращался.

Въехал в гараж, закрыл его и вошел в калитку. На крыльце уже стояла Вера и улыбалась.

— С приездом, Александр Палыч! — поприветствовала она его. — А у меня борщ. Будете?

— Доброго вам здоровья! Кто ж от вашего борща отказывается, Верочка? Всенепременно буду. Только дорожную пыль смою, переоденусь.

Вера загремела кастрюлями и тарелками на кухне, он заскрипел ступеньками к себе наверх и обрадовался привычному уюту — широкой тахте, окну-фонарику и такому надежному, удобному письменному столу. Сядет он за него и начнет писать свой исторический роман! Вот только передохнет немного, отдышится. С преувеличенной бодростью Александр Павлович пофыркал под струей воды, надел свежую рубашку и спустился вниз. Сел за стол и даже улыбнулся Вере, но с первой ложкой борща снова погрузился во что-то безотрадное, что вот уже с неделю угнездилось в его душе и никак не отпускало. Так он и сидел, не замечая, что ест. А когда дело дошло до чая, Вера его окликнула, но он ее не услышал.

— Александр Палыч! — позвала Вера Саню уже в Четвертый раз, но он словно окаменел над налитой чашкой, глядя прямо перед собой.

Тогда она уронила на пол чайную ложечку, и джентльмен, который наряду со многими другими персонами обитал в Александре Павловиче Иргунове, которого близкие друзья-приятели прозвали Конек-Игрунок, писателе, журналисте, переводчике с французского языка, начинающем киносценаристе, мгновенно очнулся, наклонился и подал Вере ложку.

— Грустим, Верочка? — осведомился он, рассеянно скользнув по ней взглядом.

— С чего это вы взяли, Александр Павлович? — удивилась она. — Лето началось. Хочу узнать, какие ваши планы. Работа у вас, похоже, закончилась, а вы говорили, что весной по теплу поедете в Тверскую область и меня к моим старикам подбросите. Так вот скажите, когда собираться?

Александр Павлович ценил Веру за многие умения и качества, и ненавязчивость, незаметность были среди них не последними. И вот тебе на!

Зимой, когда его друг-приятель, художник Всеволод Андреевич Лисецкий, нежданно-негаданно поселился у него сам, а заодно поселил и эту молодую женщину, объяснив, что той пока жить негде, а у Сани в Посаде, в собственном доме, места не то что на троих, а и на пятерых хватит, у него не возникло ни малейших возражений. Сева расписывал в Посаде церковь, дома почти не бывал. Саня переводил, редактировал, возил корректуры в Москву. Вера взяла на себя их холостяцкое хозяйство и тоже время от времени ездила в столицу, сначала, кажется, искала работу, потом вроде бы и работала. Саня в ее жизнь не вникал, не вмешивался, и она в его, слава Богу, тоже. Зима с Вериными обедами и ночными чаями с Севой прошла уютнее других зим, а весна принесла Александру Павловичу долгожданную работу на киностудии, и он закрутился так, что и самого себя позабыл. Но о поездке в Тверь помнил. Поездка оставалась для него особой проблемой. Любой поймет, что решиться на встречу с матерью, с которой не виделся с десяти лет, когда она оставила их с отцом, непростое дело. Нужны душевные силы. И немало. Когда они были, Александр Павлович думал о Твери с волнением и замиранием сердца; когда не было — пугался и вовсе не хотел думать. Вопрос Веры застал его врасплох. Ему не --">