Герберт Джордж Уэллс - Негасимый огонь: Роман о побежденном дьяволе

Иов.

Сатана всегда получал удовольствие как от статистики, так и от цитирования Писания. Он откинулся на своем кресле с выражением спокойного довольства.

— Иов, — начал он непринужденным повествовательным тоном, — дожил до преклонного возраста. После своих неприятных переживаний он жил еще сто сорок лет. У него было семь сыновей и три дочери, и ему довелось увидеть своих потомков в четырех поколениях. Это просто классический пример. Десять детей принесли ему семьдесят внуков, которые в свою очередь процветали и имели многочисленные семьи. Эго было плодовитое племя. Если посчитать по три поколения за век, а в действительности бывает более трех, если принять количество выживших детей примерно три на семью и если мы согласимся с нашим высокочтимым епископом Эшером, считавшим, что Иов жил примерно тридцать пять веков назад, это даст нам… Сколько? Три в сто пятой степени?.. В любом случае это количество с избытком превосходит нынешнее население Земли… У вас тут глобусы и свитки, мечи и звезды, а есть ли у кого-нибудь логарифмическая линейка?

Однако Господь проигнорировал эти подсчеты:

— В моих глазах прошедшее тысячелетие — все равно что вчерашний день. Я вполне могу допустить то, что ты пытаешься доказать, — Иов превратился в Человечество.

4

Темный взгляд Сатаны ударил вниз сквозь трепещущее мироздание, опередив едва поспевавшие за ним световые волны.

— Посмотри туда, — произнес он, сделав указующий жест. — Мой лучший друг — Адам — Иов — Человек — пристроен на этой маленькой планетке, как жаркое на вертеле. По-моему, нам пора заключать новое пари.

Бог соизволил взглянуть вместе с Сатаной на человечество, кружащееся между днем и ночью.

— О том, проклянет он меня или благословит?

— О том, вспомнит ли он вообще о Боге. — На склоненном лице мелькнула легкая улыбка. — Эти вопросы меняются от века к веку, — сказал Сатана.

— Целое остается неизменным.

— История развивается одновременно во всех направлениях, — сказал Сатана, словно размышляя вслух. — Прошлое и будущее разворачиваются вместе… Когда столкнулись первые атомы, я был тут как туг, и возник первый конфликт, а значит — прогресс. Дни древней истории простираются теперь на миллионы лет, и я присутствую там по-прежнему. Акулы и ползающие чудища древних морей, существа, впервые выбравшиеся из воды в джунгли хвощей и папоротников, первые рептилии, прыгающие и летающие драконы великой эры жизни, мощные чудовища с копытами и рогами, пришедшие им на смену, — все они боялись и страдали. В конце концов из лесов явился этот твой человек, волосатый, густобровый, запятнанный кровью и не имеющий особой надежды на пресловутые райские кущи. Такого сада никогда не было. Человек успел совершить грехопадение прежде, чем сумел подняться с четверенек, а сорняки и тернии оказались настолько же древними, как и цветы. Так что первородный грех переместился теперь глубже в прошлое; он случился раньше появления человека, раньше сотворения мира, раньше всего вообразимого. Сами звезды были рождены во грехе… Если мы можем по-прежнему называть это грехом, — задумчиво пробормотал Сатана. — И на маленькой планетке возникло это существо, этот красный глиняный прах, этот Адам, этот Иов. Он строит города, обрабатывает землю, ловит молнии и обращает их в рабство, видоизменяет породы скота и растения. Большие дела совершает он, но и мелкие тоже. Можно сказать, что в какой-то степени он поднялся до этого… Он весьма глуп и слишком слаб. Его достижения только подчеркивают его ограниченность. Взгляни на его маленький мозг, заключенный в костяную коробку черепа, не дающую ему расти! Посмотри на мешок его тела, полный обрезков и рудиментов, начиненный болезнями. Его жизнь — это распад… Растет ли он? Я этого не вижу. Сделал ли он хоть какой-то заметный шаг вперед за последние десять тысяч лет? Он бесконечно и бесцельно спорит сам с собой… Скоро его планета остынет и покроется льдом.

— В конце концов он будет властвовать над звездами, — сказал голос, вознесенный над Сатаной, — ибо на нем есть дух мой.

Сатана прикрыл рукой лицо от блеска, разлившегося рядом с ним. Некоторое время он молчал, но продолжал наблюдать за человечеством, как мальчик на берегу ручья за мелкой рыбешкой, резвящейся на мелководье.

— Нет, — сказал он наконец. — Это невероятно. Это просто невозможно. Я достаточно долго препятствовал --">