Генри Джеймс - Бостонцы

фаталистка, если он не останется на ужин. К её огромному сожалению сама она была приглашена в другое место – а в Бостоне любое приглашение на вес золота. Олив тоже собирается куда-то после обеда, но если он не возражает, то может к ней присоединиться. Олив собиралась не на вечеринку – она вообще не ходит на вечеринки, это было одно из тех странных собраний, которые она так любила.

– Какие собрания вы имеете в виду? Вы так говорите, будто это шабаш ведьм на горе Броккен.

– Ну, так оно и есть. Все они ведьмы и колдуны, медиумы и прорицатели или ревущие радикалы.

Бэзил Рэнсом уставился на неё, и в глубине его карих глаз зажёгся жёлтый свет.

– Вы хотите сказать, что ваша сестра ревущий радикал?

– Радикал? Да она якобинка, нигилист. Что бы это ни было, это неправильно, и тому подобное. Если вы собираетесь обедать с ней, вам лучше знать об этом заранее.

– Однако! – пробормотал молодой человек, и откинулся на спинку стула, скрестив руки. Он посмотрел на миссис Луну с интеллигентным недоверием. Она была довольно симпатичной. Её волосы сбивались в локоны, похожие на грозди винограда. Жёсткий корсаж, казалось, лопался от переполнявшей её жизненной энергии, а под складками подола юбки были видны полноватые ноги на высоких каблуках. Она выглядела привлекательно и дерзко одновременно. Казалось, Бэзил с большим сожалением обдумывал то, что она сказала. Он то ли увлекся разглядыванием собеседницы, то ли молчал просто так, пока его глаза изучали миссис Луну, словно прикидывая, насколько ей близки взгляды сестры.

Многие вещи казались странными Бэзилу Рэнсому. Бостон был полон сюрпризов, а он относился к людям, которые предпочитают докапываться до сути. Миссис Луна надевала перчатки. Рэнсом впервые видел такие длинные перчатки. Они напоминали чулки, и ему стало любопытно, как она обходится без подвязок над локтями.

– Что ж, пожалуй, мне действительно следовало это знать, – проговорил он наконец.

– Следовало знать что?

– Что мисс Ченселлор именно такая, как вы сказали. Она ведь воспитывалась в этом реформаторском городе.

– О, город тут ни при чём, это просто Олив Ченселлор. Она бы изменила солнечную систему, если бы могла до неё добраться. Она и вас изменит, если вы не будете осторожны. Когда я вернулась из Европы, она уже была такой.

– Вы были в Европе? – спросил Рэнсом.

– О, да! А вы?

– Нет, я нигде не бывал. А ваша сестра?

– Да, но она пробыла там всего час или два. Она ненавидит Европу, она бы с удовольствием её упразднила. Вы не знали, что я была в Европе? – продолжила миссис Луна слегка расстроенным тоном женщины, узнавшей, что есть пределы её известности.

Рэнсом едва не ответил, что пять минут назад не знал даже о её существовании, но вспомнил, что не подобает джентльмену с Юга так говорить с дамой, и ограничился тем, что попросил извинить его беотийское невежество. Он жил в той части страны, где мало кто задумывается о Европе, и всегда думал, что миссис Луна обосновалась в Нью-Йорке. Последнее он сказал наугад, так как, разумеется, не имел представления, откуда взялась миссис Луна. Эта маленькая ложь, однако, лишь усугубила его положение.

– Если вы думали, что я живу в Нью-Йорке, почему же не навещали меня? – спросила она.

– Ну, видите ли, я практически нигде не бываю, кроме судов.

– Вы имеете в виду судебные заседания? Здесь все так озабочены карьерой! Вы очень амбициозны? Вы выглядите амбициозным человеком.

– Да, очень, – ответил Бэзил Рэнсом с улыбкой и несравненной женственной мягкостью, с которой мужчины с Юга произносят это наречие.

Миссис Луна объяснила, что она прожила в Европе несколько лет после смерти мужа. Но приехала месяц тому назад со своим маленьким сыном, единственным, что осталось у неё в этом мире, и решила навестить сестру, которая, конечно же, была её ближайшим родственником после ребёнка.

– Но это далеко не то же самое, – сказала она, – мы с Олив не слишком ладим.

– Но вы, безусловно, ладите со своим сыном, – добавил из вежливости молодой человек.

– О, мы с Ньютоном очень похожи!

И миссис Луна рассказала, что сейчас, по возвращении на родину, она не представляет, чем бы ей заняться. Нет ничего хуже возвращения, это всё равно, что родиться заново в почтенном возрасте и начать жизнь сначала. Непонятно, зачем нужно возвращаться? Некоторые хотели бы, чтобы она осталась на зиму в Бостоне; но она бы этого не перенесла – по крайней мере, она знала, что вернулась точно не за --">