Иоганн Вольфганг Гете - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

«новой духовности», некоего синтеза разных конфессий, верований, учений.

В последние годы и месяцы жизни, словно пытаясь обезопасить свою душу, Гёте настойчиво называл себя христианином – и в письмах, и в разговорах со своим секретарем Эккерманом. Но в иные, предшествующие годы он выказывал и глубокие симпатии к исламу (особенно в период работы над «Западно-восточным диваном»), и к масонским концепциям духовного строительства, и к индийским древностям, и к античному культу «естественного» человека. Не случайно Достоевский, чуткий к таким вещам, называл его «древним язычником». Смутное слияние всего и вся, всякой жизнеспособной силы в прафеномене «вечной женственности» сродни софиологии Владимира Соловьева, которого у нас почему-то принято считать строгим философом, хотя он такой же поэт, как Гёте, только имеющий дело с иным, не образным, а «размышлительным» материалом. Вообще всякая протейность – прежде всего поэтическое свойство. Пушкина разбирают на цитаты и христиане, и язычники. И с Гёте не раз бывало, что поэтическая муза переносила его с «изма» на «изм», как бабочку с цветка на цветок. Иной раз – в продолжение одного дня. Утром он помогал Лафатеру, своему знаменитому швейцарскому другу, физиономисту и пастору, писать проповедь – и община плакала от текста Гёте, а вечером он сочинял скабрезные стишки о том, что «без вина и баб жизнь не годится ни к черту».

«Новая духовность» Гёте, растворяющаяся в смутном облике «вечной женственности», может напомнить и «мировую душу» Рериха и Блаватской. А свою теософию Рудольф Штейнер, как известно, и вовсе прямиком вывел из Гёте. Долгие годы живший в Веймаре и занимавшийся там подготовкой к изданию «философских» томов полного собрания сочинений Гёте, Штейнер так и назвал один из своих основополагающих трудов – «Введения к естественно-научным трудам Гёте, и в то же время Основание науки о духе (Антропософия)».

Да и сам Фауст занимается всеми «науками» – в средневековом смысле слова, то есть среди прочего и алхимией, и магией. Напоминающий Парацельса герой с таким именем хоть и стал предметом народных немецких легенд как ученый и чернокнижник, заключивший пакт с нечистой силой, но личность историческая. Он и в самом деле жил в XV веке и прославился даже за пределами Германии – о нем написал драму и англичанин, знаменитый современник Шекспира Марло. В небольшом швабском городке Книтлингене существует его музей, заодно вбирающий в себя и материалы, посвященные гетевскому герою.

Пакт Фауста с Мефистофелем, конечно, символичен. Все, все может темная сила – и чувственную любовь подарить, и тайным знанием наделить, но потребует за это душу. Высвободиться можно лишь непрестанным усилием пробиться, подняться к божественному свету. Тот, кто знает евангельский свет, спасен, даже если не обременен познанием – как соблазненная Фаустом (под руку с Мефистофелем) Гретхен, предстающая ближе к финалу в свите Божией Матери. «Фауст» Гёте космичен, его действие разворачивается на самых разных сценических площадках – от городских площадей до деревенских трактиров, от небесных сфер до преисподней. Свет – вот пронизывающая совершенствующееся бытие стихия («Больше света!» – воскликнул на смертном одре и сам Гёте.) Но для торжества света по-своему необходим, по Гёте, и насылающий испытания Мефистофель. Недаром он настаивает на том, что тоже «творит благо».

«Фауст» Гёте задает загадки, которые разгадывает уже не одно поколение читателей. И к каждому новому поколению он поворачивается какой-то новой своей стороной. В этом, видимо, и есть сущность тех творений, что принято называть вечными спутниками человечества. «Вечные», таким образом, – здесь не метафора.

Биографической загадкой, кстати, остаются и сношения самого Гёте с демоническим миром. Из истории литературы мы знаем, что приближение к этому миру, даже к самой теме, как правило, плохо кончалось для писателей. И Гофман, и Гоголь, и Лермонтов, и Булгаков не вынесли виевых чар и взгляда, сгорели рано, трагично. Гёте прожил долгую, полную и трудов, и утех жизнь, а когда пришли омывать его бренное тело, поразились полным отсутствием каких-либо следов увядания, – по Веймару поползли слухи, что в гробу лежало тело юноши, а не старца.

Впрочем, все так управилось, что оно обрело вечный покой под сенью православной церкви – благодаря великой покровительнице Гёте и его начинаний великой герцогине саксен-веймарской Марии --">