Жозе Мария Эса де Кейрош - Жозе Матиас

виконт де Гармилде обедая рано, – рано обедали в Португалии в старое доброе время – Жозе Матиас стал ужинать сразу после представления в Сан-Карлосе в отменном, но скучном ресторане «Центральный», где камбала казалась изжаренной на небесной кухне, а коларес на небесной кухне разлит в бутылки, причем всегда при ярко горящих свечах и с непременным букетом цветов. Почему? Да потому, что Элиза, воображаемая Элиза, незримо присутствовала, ужинала с ним за одним столом. Храня молчание, он все время учтиво, почти благоговейно улыбался. Почему? Да потому, что он все время слушал, что говорила Элиза! Еще я вспоминаю, как он сорвал со стен своей комнаты три классические гравюры, на которых были изображены дерзкие фавны и покорные нимфы… Элиза незримо царила и здесь, и он решил очистить стены и приказал обтянуть их светлым шелком. Любовь всегда расточительна, особенно такая идеальная любовь, и Жозе Матиас стал невероятно расточителен – а все ради нее, Элизы. Как мог он допустить, чтобы воображаемая Элиза ездила с ним в наемном экипаже или чтобы ее божественный образ садился в соломенное кресло в Сан-Карлосе! И вот он обзавелся собственным экипажем, скромным и чистым, абонировал ложу в Опере, где поставил для нее епископское кресло белого атласа, расшитое золотыми звездами.

Кроме того, как только Жозе Матиас узнал о щедрости Элизы, он, желая ей уподобиться, стал щедрым сверх всякой меры: ведь в Лиссабоне не было человека, который с подобной легкостью и радостью сорил направо и налево банкнотами в сто мильрейсов. Так из любви к этой женщине, которой ни разу в жизни так и не преподнес ни одного цветка, он промотал, и очень скоро, пятьдесят конто.

А что же Матос Миранда? О, мой друг, добрый Maтос Миранда ничего, абсолютно ничего не замечал: ни совершенства, ни безмятежности этого счастья! Но так ли уж был безразличен Жозе Матиас, интересуясь только душой Элизы, к ее внешней бренной оболочке, к се супружескому долгу, который она исполняла? Не знаю. Только достойный диабетик, грузный, всегда укутанный в шерстяное кашне темного цвета, с проседью в бакенбардах и массивными золотыми очками на носу, не производил впечатления пылкого мужа, чья страсть неизбежно и роковым образом захватывает и испепеляет, И все же я, философ, так и не понял того трогательно-нежного уважения, которое Жозе Матиас питал, тоже бескорыстно, к человеку, который по закону и по привычке мог любоваться Элизой и развязывать ленты ее нижней юбки!.. Возможно, Жозе Матиас подобным образом выражал свою признательность Миранде за то, что тот нашел эту божественную женщину па одной из захолустных улиц Сету бала (где Жозе Матиас никогда бы ее не приметил), дал ей комфорт, прекрасную еду изящную одежду и экипажи на мягких рессорах? А может, Жозе Матиасу было сделано столь банальное признание: «Я не твоя, но и не ого», которое так способствует самопожертвованию, потому что льстит самолюбию?… Не знаю. Но уверен: это великодушное небрежение к физическому присутствию Матоса Миранды в храме, где обитала богиня, придавало счастью Жозе Матиаса совершенство хрусталя, который, без царапин и пятен, одинаково прекрасно играет всеми своими гранями. И подобное счастье, мой друг, длилось десять лет… Недопустимая роскошь для смертного!

Но однажды земля под ногами Жозе Матиаса закачалась, ни с чем не сравнимый ужас потряс его. В январе или феврале 1871 года ослабевший диабетик Матос Миранда скончался от пневмонии. И по этим же самым улицам, тоже в еле двигавшемся наемном экипаже, я провожал его в последний путь. Похороны были пышные и многолюдные, с министрами, так как Миранда служил в общественных учреждениях. После похорон, воспользовавшись экипажем, я заехал к Жозе Матиасу в Арройос, руководствуясь отнюдь не праздным любопытством и, конечно же, не тем, что в столь исключительных обстоятельствах так уж необходима поддержка философии… У него в доме я встретил его близкого старого друга, выдающегося Николау да Барка, которого я тоже уже проводил на это же кладбище, где теперь покоятся под надгробными плитами многие из тех, с кем когда-то я строил воздушные замки… Николау, вызванный телеграммой Матиаса, еще утром приехал из Велозы – своего поместья под Сантареном. Когда я вошел, слуга деловито укладывал два больших чемодана. Жозе Матиас отбывал этим вечером в Порто. Он уже был в дорожном черном платье и желтых ботинках; пожав мне руку, он, пока Николау готовил грог, в смущении, --">