Иван Павлович Мележ - Товарищи

с командиром отряда. Ковалевич сидит, прислонившись широкой спиной к громадному камню, а он, Баклан, на корточках, показывая что-то на карте, докладывает о результатах операции на «железке».

Баклан вспомнил, что не виделся с Ковалевичем вот уже два года — о тех пор, как партизаны разошлись по колхозам, заводам, учреждениям. Облик командира Ивана Саввича возник перед ним так ясно, словно они вчера только расстались. Баклану захотелось поделиться с Ковалевичем своими мыслями, рассказать ему об обиде.

Кто же, как не старый его командир, сумеет понять и оценить все по справедливости?

Василь достал из полевой сумки, висевшей на стене, как память о былых днях, тетрадь, сел за стол напротив матери и начал быстро писать ломаным, неровным почерком: "Письмо от известного тебе подрывника Баклана…"

Карандаш в твердой его руке нс писал, а выжимал на бумаге угловатые, отрывистые буквы. Грифель карандаша несколько раз крошился. Василь писал о тех славных днях, когда они вместе с Ковалевичем били гитлеровцев, жаловался, что некоторые слишком скоро забыли людей, завоевавших себе тогда великую славу, что его, командира-подрывника, тут затирают… В этом месте грифель сломался. Баклан отточил карандаш и продолжал писать дальше.

Все письмо — четыре странички трофейной немецкой тетради — он написал одним, как говорят, дыханием. Письмо было взволнованным и бестолковым; одна мысль перебивала другую.

Кончив письмо, Баклан почувствовал приятное облегчение, словно строчки приняли на себя всю тяжесть, что легла на его сердце после собрания. Выговор? Пусть выговор. Стоит ли ему очень беспокоиться изза этого? Ведь те, кто вынесли ему взыскание, — люди заурядные, не ровня ему…

Утром он отнес письмо на почту. А когда вернулся, начал раздумывать стоило ли писать обо всем этом Ковалевичу? Вдруг и Ковалевич уже забыл? Он ведь теперь заведующий промышленным отделом обкома! Новая работа, новые товарищи… Это было бы очень горько — разочароваться в командире. Баклан так верил ему!

День проходил за днем, а ответа на письмо все не было. Баклан с таким нетерпением ждал весточки от командира, что каждый день после обеда, не дожидаясь прихода письмоносца, сам ходил на почту.

— Что-то вы зачастили к нам, Петрович, — заметил однажды начальник отделения, сухонький старик. — Может, какой важный циркуляр ожидаете?

— Циркуляр, Моисеевич, — ответил председатель и, таинственно наклонившись к уху старика, шепнул: — Девчина у меня Р. городе есть… в магазине работает. Обещала писать — и хоть бы слово!..

— А, верь ты теперь девчатам!

В эти дни ожидания Баклана все чаще начинало охватывать беспокойство. Где-то в глубине души зарождалось сомнение — так ли он уж прав, как ему кажется.

Сомнения сменились тревогой. Теперь Василий ловил себя на мысли, что начинает порой побаиваться приезда Ковалевича.

Командир еще, чего доброго, добавит ко всему, что Василий уже получил. Партийного собрания, скажет, не послушался.

Распустился… Забыл про обязанности перед партией…

После собрания Баклан стал заметно сдержаннее, молчаливее и делами колхоза начал как будто больше интересоваться.

Посмотрел, как хранят в амбаре семена, раза два сходил в поле, проверит качество пахоты, вызвал к себе в канцелярию колхозников, которые часто не выходили на работу, поговорил с каждым из них…

Впрочем, постепенно к нему возвращалась прежняя его самоуверенность и беззаботность. "Нет, Ковалевич не может забыть старого… — думал он. Ковалевич оценит…"

Однажды, так и не дождавшись письма, Баклан запряг лошадь и поехал на Припять к знакомому рыбаку, к которому часто наезжал и раньше. Василь любил, как он сам говорил: "полакомиться рыбкой"

и бывало целыми неделями пропадал с рыбаками на тихих припятьских водах.

…Под вечер в тот же день в колхоз приехал Ковалевич. Его встретил Гаврильчик, заместитель Баклана.

Как только начал заниматься день, Ковалевич проснулся. Где-то неподалеку во дворе загремели ведром, протяжно заскрипел журавль. Ковалевич, откинув одеяло, качал одеваться. Можно было бы еще поспать: ночью они с Гаврильчиком долго разговаривали и расстались только в четвертом часу. Да, кроме того, и спешить сегодня было некуда — он приехал в колхоз погостить. Но Ковалевич знал, что лежать он больше не сможет это было то время утра, когда он обычно поднимался. Ковалевич в утренних сумерках ощупью нашел сапоги, быстро --">