Евгений Иванович Носов - И уплывают пароходы, и остаются берега

замечает туманную глыбу «Ивана Сусанина», уже отвалившего от дебаркадера и вышедшего на большую воду.

В лодке закричали, засвистели, Савоня поддает газу и пускается догонять теплоход.

Капитан долго не хотел останавливать судно, кричал в микрофон, что ничего не знает, пусть опоздавшие плывут на чем угодно, и даже грозился выбросить за борт оставшиеся в каютах чемоданы, но под конец все-таки смягчился и разрешил опустить трап. Савоня подгоняет моторку к борту, придерживает брошенную чалку, матросы, подтрунивая и перемигиваясь, подхватывают под руки Шурочку и Риту, затем втаскивают сонного, обмякшего Диму-маленького в распахнутой настежь рубахе. Трап убирают, и теплоход сразу же вспенивает за собой воду.

Савоня тоже запускает мотор, плывет рядом и, запрокинув голову, старается разглядеть среди столпившихся пассажиров своих недавних знакомых.

– До свидания! – кричит ему сверху Шурочка, и он растерянно выглядывает и с трудом находит ее в пестрой толпе.

– Прощевай, милая!

К поручням проталкивается Дима-большой, бросает Савоне какой-то синий сверток, который разворачивается на лету и падает в лодку распластанными тренировочными штанами.

– Это тебе! – кричит Дима-большой. – Сам знаешь, за что…

– Ой, парень! И не надо бы…

– Там в кармане троя-як! – трубит в ладоши Дима. – Ну, будь здоров, бать! Салют! Дыши глубже! Ну, будь!

Теплоход гудит так, что на палубе все зажимают уши, лодка, отброшенная бортовой волной, сбивается с хода, постепенно отстает. Савоня поднимается, роняет с колен мешковину, которой прикрывал обнаженный протез, и, стоя, долго машет теплоходу картузом.

Позади него, окутанные мглистой наволочью, брезжут верхами островные храмы. Они будто парят над тусклым серебром Онеги, кисейно-призрачные, неправдоподобные, как сновидение.

--">