Вениамин Александрович Каверин - Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 6

последнем ва­
рианте, когда роман, начавшийся главой о бессоннице,
кончился страницами об уснувших наконец героях.
Отразились ли все эти перемены на стиле? Без сомне­
ния! Мне хотелось написать нечто вроде романа-моноло­
га, который был бы живым отрицанием пуризма, основан554

ного на подчеркнутом внимании к нашей классической
прозе. Я был убежден в том, что литературный вкус, огра­
ниченный «Толковым словарем» Даля, давно отжил свой
век, тем более что и сам Даль был противником книжной,
грамматически выдержанной прозы... «С грамматикой я
искони был в каком-то разладе, не умея применять ее к
нашему языку и чуждаясь ее не столько по разуму, сколь­
ко по какому-то темному чувству»,— писал он.
Появление нового героя не помогло мне написать
абстрактно задуманный роман-монолог. Но недаром я хо­
дил за своим «скандалистом» с записной книжкой в руках!
Оттенок живой современной речи окрасил книгу, когда в
ее центре оказался человек, говорящий парадоксами, за
которыми слышался разбойничий посвист, человек беспо­
рядочный, вспыльчивый, остроумный, с разорванной, пры­
гающей с пятое на десятое речью.
И, наконец, самое важное: на первый план выдвину­
лись социальные отношения героев, проблема интеллиген­
ции и революции, борьба между теми, кто хотел «отшу­
титься от современности», и теми, кто в новых, еще небы­
валых обстоятельствах продолжал энергично действовать
в великой русской науке.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1

Едва оставив преподавание, я поехал на Днепростой,
в Магнитогорск, по совхозам. Незнакомая жизнь откры­
лась передо мной, и я смотрел на нее жадными глазами,
нисколько не уставшими от множества прочитанных и
трех-четырех написанных книг. Теперь, через сорок лет,
пора и оглядеться. Перелистывая записи моего семинара,
я вижу, что четыре года преподавания принесли мне не­
оценимую пользу. Они научили меня искусству спора, то
есть умению, уважая чужие взгляды, обдуманно защи­
щать свои.
Они развили вкус. Они заставили меня (и моих слу­
шателей) охватить всю картину литературы в целом. Лю­
бопытно, что дар предвидения участвовал в этом охвате.
В конспекте одного доклада я встретил стройную систему
доказательств, что на мировой литературной магистрали
в ближайшее десятилетие окажется социальная фантасти555

ка, а в другом — доказательство, что литературу отражен­
ной действительности заменит невыдуманная литература
документа, факта.
Не думаю, что мы ясно видели всю картину современ­
ной литературы. Мы видели ее с пустотами, заполненными
воображением,— с пустотами в тех местах, где чувствова­
лась необходимость новых открытий.
Я не только учил, но учился и убежден в том, что эта
черта — одна из важнейших в преподавании литературы.
Ведь литература уже и в школе отличается от других пред­
метов. Самое слово «предмет» кажется мне чем-то туск­
лым, тупым, деревянным, когда речь заходит о Пушкине,
Некрасове, Блоке.
Без умения восхищаться (которое было так характерно
для Горького) нечего и браться за преподавание литера­
туры. Это не значит, разумеется, что надо в немом благо­
говении или с возгласами восторга раскрывать перед слу­
шателями величие и глубину художественных произведе­
ний. Умению восхищаться предшествует понимание, а это
понимание в свою очередь не похоже ‘на любую систему
доказательств, которые преподаватель физики или мате­
матики передает ученикам, пользуясь разумом, а не чув­
ством.
В доказательствах, которыми пользуется учитель лите­
ратуры, непременно участвует жизнь, более того — совре­
менная жизнь, даже если речь идет о древней литературе.
Поучительность должна явиться сама собой, без намеков
или иносказаний.
Литература год' от года должна учить все большей тон­
кости чувств, а это невозможно, если учитель чужд этой
тонкости, не думает о ней, если он не «читатель» в под­
линном смысле слова. «Грамота», умение читать еще
не сделало гоголевского Петрушку читателем» Ч Точно так
же знание (даже отличное) всего, что написал Пушкин
или Толстой, не делает молодого человека, окончившего^
соответствующий факультет, преподавателем литературы.
Мало знания, необходимо постижение, утонченность вос­
приятия, способность к развитию этой утонченности и, мо­
жет быть, больше всего — страсть. Пусть скрытая, она
непременно передается --">