Федор Федорович Шахмагонов - Адъютант Пилсудского

платили по-разному, в зависимости от нужды. Кому нужно посидеть и вечер скоротать со своей закуской и со своей выпивкой — одна цена, кому нужно было выпить, платил еще и за выпивку. За чай платили все, чай подавался с сахарином, и уже совсем за особые деньги — с сахаром. Артемьев подал ей деньги только за возможность посидеть в тепле, а это было не так-то уж подозрительно. Хозяйка указала ему глазами на дверь в прихожую.

Войти сюда сложно, но еще труднее выйти, если не по нраву придешься здешним посетителям.

Об этом Артемьева предупреждали. Нашлись бы здесь искусники и перо в бок вставить и бесшумно задушить.

Кабак размещался в двух комнатах. Все как в настоящем заведении. Столики, скатерти на столиках, стулья. Под потолком сизый дым.

Собралось уже народу порядочно. Сдвинув столики, в первой комнате гуляло фартовое ворье. Пили, закусывали разварной картошкой.

В другой комнате народу меньше. В одиночестве за столиком сидел Тункин, в другом углу — свой Артемьеву человек и еще двое седых с военной выправкой.

Артемьев выставил из кармана штоф со спиртом и вынул луковицу. Устроился человек под крышей погреться, выпить и закусить. Налил полстакана и разбавил водой из графина. Наливал он шумно, спирт булькал, выливаясь из узкого горлышка в стакан. Артемьев прислушивался к Тункину: приманка заброшена, почуяла ли дичь приманку?

Он не оглядывался, но услышал движение Тункина. У спирта запах резкий. И на это у Артемьева был свой расчетец.

Игра начиналась в стремительном темпе, гораздо стремительнее, чем он рассчитывал.

Артемьев достал осьмушку черного хлеба, понюхал его с корки и отломил кусок.

Тункин широким жестом подвинул к нему обе воблы.

— Угощайся! Хлеб не закуска!

Артемьев опять скосил глаза на воблу и, вздохнув, мечтательно проговорил:

— Богатство... Откуда? Неужели здесь есть?

Тункин презрительно покачал головой.

— На рынке на одну штуковину выменял! — Указывая глазами на штоф, спросил: — Спирт?

— Спирт, — спокойно ответил Артемьев.

Тункин потянул в себя воздух.

— Ставь стакан! — предложил Артемьев и потянул к себе воблу.

Тункин схватил свой стакан, подставил его к штофу, торопливо, скороговоркой проговорил:

— У меня еще кое-что найдется... С закуской не пропадем!

Артемьев налил полстакана и потянулся к графину с водой, но Тункин прикрыл ладонью стакан, с осуждением и даже с упреком взглянул на Артемьева.

— Зачем же добро портить!

Артемьев взял в руки воблу, побил ее об угол стола.

— Добрый у нас союз, — сказал он, — как у русского с французом. У одного есть, что пожрать, у другого — выпить...

Тункин поморщился.

— Что за жаргон? Я не люблю грубых слов.

— Время грубое! — ответил Артемьев.

Выпили. Артемьев очистил воблу, пососал спинку, налил еще по полстакана. Себе разбавил, Тункину не разбавлял.

Выпили. Артемьев перегнулся через стол и шепотом спросил:

— А теперь рассказывай!

Тункин недоуменно уставился на Артемьева.

— Что можешь, что умеешь? Объясни! — продолжал Артемьев.

— Откуда спирт? — спросил в ответ Тункин.

Артемьев небрежно махнул рукой.

— Этого добра не занимать стать... Экспроприация!

Тункин хмыкнул и подставил стакан. Артемьев отодвинул штоф.

— Выпить не секрет! — твердо сказал он. — Выпьешь! Как дальше наш союз крепить? А? Что можешь, что умеешь?

— Все умею! — откликнулся на этот раз Тункин.

— Это xoрoшо! — одобрил Артемьев. — Я люблю, когда все умеют... Какая такая у тебя профессия?

Тункин тоже перешел на шепот:

— Стрелять умею... В копейку попаду!

— В копейку? — переспросил Артемьев. — Невелика цель!

— Крупнее цель — легче стрелять!

— А по крупной цели какая будет цена? — спросил совсем едва слышно Артемьев, прищурился и откинулся от Тункина.

Тункин вздохнул и опять покосился на штоф.

Артемьев плеснул четверть стакана. Туккин выпил. Понюхал хвост от воблы, закусывать не стал.

— Бумажками не возьму! — сказал он тихо.

— Найдем желтопузиков.

Тункин кивнул головой. Артемьев сунул штоф в карман и мигнул Тункину на выход.

Тункин попятился, ко Артемьев притянул его к себе за лацканы пальто.

— Чего? Чего это? О чем? — растерянно вопрошал Тункин, пытаясь вырваться, но Артемьев крепко его держал, даже слегка встряхнул.

— Обмишулят тебя твои-то, — продолжал Артемьев. — Всунут ассигнациями, где у них золоту быть!

— Чека? — по-щенячьи --">