Адольф Николаевич Шушарин - Река непутевая

спрашиваю старшего.

— За тем полком, — отвечает. — Повыше чуть…

— Да-а… — говорю, а он повторяет за мной, как попугай: «Да-а…» Смешно.

Я знаю, как все это случилось, а он не знает. Ругает взрывников и не понимает, что не в них дело. Обстоятельства виноваты, а не они. Как быть должно? Вентилятор должен стоять под этим восстающим и кнопочка. Отстрелялся взрывник, нажал кнопочку… Пока смена спустится, газа там не будет… Но где его взять, этот вентилятор и кнопочку? Нет их пока. Вот и проветривают сжатым воздухом, тем же, которым бурят. Заканчивает бурильщик, откручивает шланг от перфоратора, пристраивает его под полком — и пошел. После него в восстающий лезут взрывники со взрывчаткой, а там шланг свистит, как реактивный истребитель на старте. Воздух ревет, камешки во все стороны расшвыривает, того и гляди в капсюль или в глаз шибанет. В такой обстановке не то что шпуры заряжать, а и просто быть невозможно. Тогда сгибают ребята этот шланг и петельку легонькую накидывают, чтобы сдернуть ее удобнее, когда подожгут шнуры и спускаться будут.

Кто его знает, что у них там в этот раз случилось? Может, запоздали с уходом — не до петельки, а может, и забыли… Бывает и это, когда знаешь, что через минуту над головой рвать начнет…

Рязанец этот — или кто он там — так и умереть может, убежденный, что восстающие проветривают шлангом, но мне-то — не легче. Плюнуть можно, не наша вина. Но и плевать нежелательно, потому что хоть и временный я здесь начальник, а дело есть дело…

— Попробовать разве? — раздумчиво спрашивает старший. — Не подготовим забой — бурильщики в следующей смене стоять будут…

— Можно, конечно, попробовать, — говорю я ласково. — Только они так и так стоять будут. Потому что после того, как одна попробовала — она родила. Ты-то, может, и не родишь, но работничек будешь сомнительный…

— Обойдется, поди…

— Пади да не убейся! — заорал я. — Ты что думаешь — я тебе лезть туда позволю?!

Притихли. Тоже мне — «обойдется!» Плотник колупаевский! Дымок-то этот, положим, не страшен, хоть и вонючий. Страшен тот, который без цвета, без запаха и без вкуса. CO2 — называется, деревня. И его в этом дымке сейчас столько, что стоит только один раз рот разинуть — и все, отдергался!

Я сел на то бревно, где они сидели, и закурил. Неделю потом курить не захочешь, знаю.

— Веревка у вас есть потоньше?

Нашли веревку, лес они на ней поднимают. В руку толщиной веревочка, запутаешься в ней и даже до первого полка не долезешь…

— Не надо, — я им сказал. — На верхнем полке все равно не свалюсь, а здесь дернете, если что…

Я готовлюсь. Это — как в прорубь нырнуть. Метров семь мне надо рвануть вверх по лестницам, найти там в дыму шланг, сдернуть петельку и обратно скатиться. Если за минуту успею — все нормально будет.

Обвязываюсь я все-таки ихним дурацким канатом. Тяжелее будет, но зато наверняка они меня оттуда сволокут, если завалюсь. И кости переломают — как пить дать! Этот бык молочный сейчас уж трясется, а упади — он так дернет с перепугу, что не опомнишься.

Первую лестницу я проскочил удачно, а в люке застрял. Не везет мне с люками. Карбидка вниз улетела. Черт с ней, толку от нее в этом дыму никакого.

Вторая лестница. Глаза дерет — слезы сыплются. Закрыл глаза, шарю. Шланг где-то здесь. Ага, вот он. Теперь сгиб найти. Есть! И веревочку-петельку я нащупал, а сорвать не могу. Еще секунда — и вдохну, кажется. Глаза уж из орбит лезут. А бросать нельзя: на второй раз не хватит меня…

Сорвал все-таки петлю, и ногти тоже. Воздух взревел, но дышать и теперь не рекомендуется. В люк я вывалился и полетел вниз, ступеньки искать некогда. Сдернули меня плотники, поставили на штреке. Это все я прекрасно помню.

— Отпустите, — говорю, — я сам. — И свалился носом в канаву.

А ведь было лопнул, не дыша. Через нос, значит, попало. Они меня на «козу» завалили — вагонетка есть такая, лес на ней возят — и к стволу привезли. Там воздух свежий, снова плохо мне стало. Очухался, когда мотористка с водоотлива все ноздри нашатырным спиртом залила.

— Перестань! — я ей сказал. — Ты же мне всю слизистую спалила, дурища. Виски надо протирать, а ты в нос льешь… Инструктаж проходила?

— Так ты же неживой! — кричит и слезы на глазах дрожат.

Верой ее зовут, кажется. Тихая такая, сидит там, у своих моторов, как мышь, не слышно ее сроду и не видно. А --">