Николай Иванович Колоколов - Дупло

Николай Колоколов Дупло Рассказ

I

В глухом краю стоит село Зверево.

Со всех сторон — лес, хвойный и лиственный. В лесу — болота и похожие на пруды тинистые озера. В глубине лесной до сих пор водятся рыси и медведи, а волчьи стаи то и дело появляются то здесь, то там. Как заведут волки голодную песню зимой или осенью — хоть зажимай уши и беги без оглядки. Особенно много развелось их за время войны, когда все охотники зверевские служили в солдатах. Иногда волки, осенними ночами, забегают даже в закуты к зверевским мужикам. А летом на пыльные завалины изб и на шаткие крыльца заползают иногда гадюки. От села разбегаются в лес дороги и дорожки — по полям, по лугу. В лесу, по чащобам, вьются тропинки, проложенные людьми и зверями.

Глухая сторона, лесной край. До уездного города сорок верст, до железной дороги — шестьдесят, до волостного села — двенадцать. Люди живут здесь грязно и бедно и всего боятся: молнии и грома, совиного крика, коршуна, севшего на церковный крест, а пуще всего — нечистой силы. Школа в селе открыта недавно, почти все взрослые неграмотны, в нечистую силу верят и пугают ею ребятишек.

— Не кричи, — скажет мать плачущему ребенку, — а то домовому отдам.

Стихнет малый сразу.

А то надоест мальчуган какой-нибудь отцу баловством — тот и говорит:

— Довертишься у меня, я те суну кикиморе в лапы.

Баловник так и замрет — тише воды, ниже травы.

Как не бояться ребятишкам нечисти, если взрослые в нее верят?

II

Двое только в селе вовсе не верят в нечистую силу: учитель Иван Иваныч и вернувшийся с войны Андрей Сидоров. Высокий, плечистый, крепкий Андрей ходит ночами в лес и в поле, если понадобится, и ничего не боится. Ему под сорок лет. Когда при нем заходит речь о домовых или леших — он подергивает плечами и усмехается:

— Вот, охота людям голову себе морочить! Будто и впрямь нечистая сила на свете водится.

— А то — нет? задорно спрашивал его дед Савелий, крепче всех в селе веривший в нечистую силу.

— Ну да — нет. Одна вера наша да темнота — вот и вся нечисть. Почему это я и в лес, и в болото ночью хожу, а ни лешего, ни лихорадок не вижу.

На это никто ему не мог ответить. Но старики обижались на Андрея. Особенно обижался дед Савелий.

— Ты-то их не видал, а меня леший целую ночь по чаще водил, да и завел в болото. Так-то, вот.

— Полно, дедушка Савелий. Сам ты заблудился, леший тут не при чем. У вас страхи-то из ничего растут. В лесу сук хрустнул, а вы: леший возится! В воде щука бултыхнулась, а вы: водяной, мол, купается! Мышь под лавкой прошуршит, а вы: кикимора, мол! С измалетства вбивали вам в голову страхи всякие — ну, и не можете отвыкнуть! Никита, вон, или Степан и на войне были, а все боятся ночью в сени выйти.

— И откуда ты смелости этой набрался, — качал головой дед Савелий. — Бывало и кладбищем пройти боялся, и в лихорадок верил.

— Человек такой на службе встретился, глаза открыл, — ответил Андрей, — от него я и грамоте мало-мало научился, и книжку у него видел такую, где показано, что обман все это.

— Пустая это книжка была, стало быть, — говорил Савелий и, махнув рукой, прекращал разговор.

А Андрей так и не хотел признать нечисти. И сынишке своему, Гараське, говорил:

— Расти, брат, смельчаком, брехням всяким про водяных да домовых не верь Вот, ты теперь в школу ходишь. Научишься грамоте по-хорошему — сам в книжке прочитаешь, что никакой нечистой силы нет. Что Иван Иваныч говорит?

— Говорит — нет, — отвечал Гараська.

— Вот-вот. За это самое и выходит он мне друг-приятель. Так и сказал — нет.

— Так и сказал. Гераська кашлянул, потыкал пальцем прореху на рукаве рубахи и добавил: — Только никто ему не поверил. Как он вышел — все и давай смеяться: ишь, говорит, ляпнул — нечистой силы нет! А кто, говорит, дедушке Илье рожу из омута казал, ежели не водяной?

— Пустое. Показалось ему. Говорю — ничего не бойся.

Но Гараська все-таки верил в нечисть, как и все его сверстники. И мать гараськина Наталья тоже верила. Не мог Андрей разубедить их в существовании нечистой силы.

III

Часто заходил Андрей к Ивану Иванычу.

В маленькой комнате учителя стояла койка под пестрым лоскутным одеялом, небольшой стол и пара жестких стульев. Сидели на этих стульях Андрей и Иван Иваныч друг против друга, беседовали о том — о сем и частенько сводили разговор на нечисть.

— Обидно мне --">