Константин Васильевич Домаров - Синеет речка Тара

и сил находилось у отца, чтобы перенести столько трудностей, особенно в тридцатые годы. Помню, как он говорил маме, которая работала телятницей на ферме и жаловалась на свою нелегкую участь:

— Ничего, женушка моя дорогая, выдюжим. Самое страшное позади, а теперь нам надо во как держаться! И деток вот вырастить, и дела наши колхозные поднять. Переживе-ом! Не трудовики мы с тобой, что ли? Сама же говорила — с ребячества к труду отцом-матерью приучена. Вот и мы трудом своим должны детям служить примером. У нас ведь должны они учиться этому труду, всему хорошему, на что и рожден человек. Разве ж не так? То-то же!

Навсегда запомнились мне эти отцовские слова. И с благодарностью я к нему за то, что он нас, своих детей, приобщал к труду, учил быть честными, настоящими мужиками, а не какими-то там хлюпиками и дармоедами. Сам же он был человеком с чистой совестью труженика, с небольшой какой-то грамотешкой, но открытый душою, сочувствующий каждому трудовику. А вот лоботрясов, привыкших жить за чужой счет, суетошек и пустозвонов не любил, как не любил разного сорта мошенников, дельцов, побирушек. О всех таких он говорил:

— Комедия-анты! Вот так-то всю жисть и придуриваются. На мокроглазых рассчитывают. Как же! Спасибо, спасибо тебе за это, за твое доброе сердце, а тогда и похохатывают над тобой, дурнем. Комедианты и есть.

Не оставался отец равнодушным к людям действительно немощным или как-то обиженным самой судьбою — незрячим, слабоумным, основательно бестолковым в любом, даже простейшем деле. Таким он сочувствовал. Мог накормить, приютить на время, а то и помочь от доброго сердца. Мама иногда за это высказывала ему:

— Простодырый же ты у меня, Василий. Сам весь в ремках, а другим за спасибо готов на все. Не-ет, не будет из тебя толку. Как был голодранцем, так им и останешься до гроба.

Отец на это отвечал с юморком, а то и с этакой язвинкой:

— Ошибаешься ты маленько, Татьяна Андреевна. Не нищий я, нет, хоть и, как ты сказала, голодранцем хожу. Нищий тот, дорогая моя женушка, кто других за дураков считает, а сам только и знает, что рылом своим в корыте чавкать. Вот и выходит — свиные у них душонки.

Мне теперь, через многие годы прожитого, видно хорошо, что отец мой был человеком в полном смысле этого слова. Интересным он был, в общем-то, человеком, с самобытным характером крестьянина-сибиряка, незлобивым, работящим, веселым в компании. И нас, своих сорванцов, любил он по-мужски глубоко и нежно. Лично я никогда не слыхал от него грубого слова, разве что за проказы мог он посмотреть на тебя строго и сказать: «Ты у меня чтоб больше ни тиньтилили!»

Отца я любил беззаветно и преданно. Для меня он был и остался самым-самым во всем белом свете. И его сказки, и его песни, и его интересные рассказы живут во мне светло и радостно. А эта золотая отцовская прядинка — она постоянно, изо дня в день, все ведет и ведет меня по жизни от одного трудового успеха к другому, от события к событию. И никак уж до конца дней своих не позабыть мне ту первую поездку, путешествие с тятей в его родное село Ольгино. Мне тогда мир целый открывался, словно я с каждой верстой нарождался заново. До чего ж интересно было!..

Все это живо представил я себе, лежа на расхлябанной пружинной кровати в комнате по соседству с покойником. Иван — тот ушел спать к сестре Вале за железнодорожную линию, на Кулундинку. Ни робости, ни страха не испытывал я, как испытывал прежде перед покойниками. Здесь, за щелястой дощатой перегородкой, лежал не просто покойник, а мой отец, тятя мой, кровь которого текла во мне. Было во мне многое от отца — и во внешности, и в характере. Как и отец, с виду я безунывный, иногда вспыльчивый, но зла в душе на человека не держу. Люблю плотницкое дело, люблю петь. Даже мир воспринимаю я, пожалуй, глазами и сердцем отца, ибо от его сказок и песен во мне развивалась и крепла с ребячества моя фантазия. Потому-то никак не хотелось смириться с мыслью, что отца уже нет. Да, для меня отец будет навсегда живой. Навсегда!

Под грохот проходивших составов я думал, думал О прошлом, о всем том, что связывало меня с отцом.

ГЛАВА ВТОРАЯ Дедушка Андрей

Однажды отец сказал, что завтра повезет нас с Ванькой в свое родное село Ольгино, чтобы показать матери своей, какие у него сыны, ее внучата.

А Ольгино — это прежде всего, с золотыми берегами речка Старый Тартас. Течет она, эта речечка, в нев тихоструйная едомые края, --">