Иосиф Абрамович Герасимов - Пять дней отдыха. Соловьи

тахту.

Только сейчас, по тому, как села Зина, как ослабленно опустились ее плечи, переплелись пальцы рук и на шее стала отчетливо видна бьющаяся синяя жилка, Лена уловила тревожную напряженность, витавшую в комнате. Свет настольной лампы слепяще отражался в стеклах очков Зины.

— Что с ним? — холодея, спросила Лена.

— Он умер, девушка.

Она спала не долго. Сон свалил ее, как тяжкий, дурманящий удар. Проснувшись и увидев белое окно, комнату в сумраке, Лена в первое мгновение не могла сообразить: было ли то, случившееся несколько часов назад, злым, жестоким сном или явью… Рыжеватая женщина. Запах ландышевых капель и голоса матери и отчима… Все перекрестилось, смешалось: Зина, мать и серое лицо Сергея. Это нельзя было разъединить, разобрать — все сбилось в тугой ком.

Блеснуло на полу стеклышко… У Зины упали очки, обнажив в темных провалах глаза. Лена вспомнила это отчетливо.

Стеклышко ударило безжалостным лучом. «Было!»

Комната опять опрокинулась. Пополз на Лену гигантским утюгом, сдавливая грудь, пухлый словарь со стола…

Лена вскочила. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она испугалась своего же голоса.

Нельзя было оставаться в этой комнате. Она выскочила в коридор. За стеной спали мать и отчим. Но что-то удержало ее, не дало отворить дверь. Взгляд наткнулся на телефон.

«Генка!» — подумала она.

Лена быстро набрала номер.

— Общежитие, — недовольно проворчала сонная дежурная.

— Храмова!.. Скорее… Разбудите Храмова!

Видимо, ее голос перепугал дежурную.

— Сейчас, — поспешно ответила та.

Долго слышалось слабое, равнодушное потрескивание в трубке, и казалось, будто что-то темное летит и летит где-то, в неведомом черном пространстве, помахивая крыльями, и от этого кружилась голова. Наконец Генка сказал:

— Слушаю.

Наверное, он сразу что-то уловил в ее голосе и потому спросил хмуро:

— Ты где?

— Дома.

— Я сейчас приеду.

В трубке что-то зашипело, треснуло. Коротко засигналили гудки, как торопливый ритм сердца…

Лена вернулась в комнату. Опять блеснуло стеклышко на полу… Нет, она не сможет здесь оставаться. Ей надо выйти. Она встретит Генку у подъезда. Лена стала собираться. Она делала все привычно быстро, как каждое утро, когда спешила, боясь опоздать на лекции: причесывала большим гребнем тугие волосы, глянула в сумочку, проверяя, не забыла ли студенческий билет, сунула карандашик губной помады, и это повседневное, постоянное незаметно для нее самой придало ей сил.

Она сбежала вниз по лестнице. Синие тени колебались в углах двора. Воздух был прохладен, свеж.

Лена услышала, как за домом остановилась машина, хлопнула дверца, и в глухой тишине раздались упругие удары каблуков об асфальт. Она пошла навстречу.

Генка вышел из-за угла. Скулы были натянуты, брови резко сдвинуты.

— Что случилось?

Голос его упал, как в пустую бочку, отдался эхом от стен домов. Лена покачнулась. Он успел подхватить ее под руку.

— Идем, — сказала она.

Генка не стал больше спрашивать. Они пошли вниз переулками. Пахло влажным асфальтом, свежими листьями. Дома добродушно смотрели черными окнами.

Они вышли к Москве-реке. Под Новоарбатским мостом еще пряталась ночь. Напротив, на том берегу, высилось высотное здание гостиницы «Украина». Острая вершина его была багровой, и небо вокруг нее слабо желтело. По реке деловито шел буксирчик, таща неуклюжую баржу. Все вокруг было спокойно, воздух, освобожденный от пыли и гари, удивительно чист, водная гладь дышала ровно и светло.

Лена стояла, опираясь о Генкину руку, но не чувствуя его рядом, вглядываясь во все, что окружало ее и что было знакомо очень давно, с самого детства. Мысли обретали прочность.

— Все-таки что случилось?

Лена посмотрела на Генку, словно удивляясь, что он здесь, рядом, и тому, о чем он спрашивает.

— Он умер.

Генка отвернулся к реке.

«Он умер», — попыталась повторить Лена, но не смогла.

«Осколок догнал его через двадцать лет», — так сказала Зина.

Деловито тянул баржу буксир. Он шел к мосту, где редела ночь.

Генка взял Лену за руку.

— Все мы, — сказал он, — важно — как.

Прошло время.

Мать как-то зашла в комнату Лены.

— Ты спрашивала об отце, — сказала она. — Я думала, что оно потерялось, а вот нашла.

Лена взяла из ее рук ветхий бумажный треугольник, осторожно развернула его. Слабые, совсем выцветшие карандашные буквы тянулись --">